открыл шкаф, аккуратно повесил халат на плечики, натянул кепку.
– Степан, ну пошли, время – деньги, как говорил мой друг, что работал в шиномонтажке. Завтра с утра много дел. Опять.
Пока Степан собирал инструменты, закрывая на ключ свою каморку, Антон Юрьевич, спускаясь с крыльца, поднял взгляд на небо, где уже начали появляться мелкие звезды. В поселке еще шумели, трещал мотоцикл, пахло костром и пожаренным мясом.
– Только здесь такое ясное небо, – сказал он вышедшему Степану, – больше нигде я не видел таких ярких звезд.
Степан остановился рядом, подняв голову, запел: «Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с тобою…»
Антон Юрьевич покосился на него, затем снова устремил свой взгляд в небо. Степан прервал пение, произнес:
– Ненормальная она, Катерина эта. Лечить ее надо до конца дней.
Антон Юрьевич не взглянул на мужчину, но ответил:
– Умельцы мы выставлять диагнозы. Конечно, Катерину все считают ненормальной, но я уверен, что не стоит выносить вердикт болезни одному, не проверив остальных.
– Вот ты даешь! По сравнению с ней все мы нормальные.
Степан ни секунды не обдумывал слова врача. Его сейчас интересовало другое.
– Так чего я еще зашел, Антон Юрьевич? Не только про умершую Раю рассказать. У меня горит, понимаешь? Антон, а? Мне позарез деньги нужны. Я уже у всех спросил, ни у кого нету.
– Не сомневаюсь. Давно горит?
– Да, несколько дней уже.
– Значит, расслабься, все сгорело.
Степан остался в недоумении. Антон Юрьевич ухмыльнулся, подмигнув ему, сунул руку в карман брюк в поисках мелочи.
– Много?
– Нет. Завтра матери надо дать на хлеб там, молоко.
Антон Юрьевич вспомнил, как мать Степана называла сына несчастным дураком. Говорила, что им все пользуются, женщины в том числе, пусть даже только две. Ровно две женщины было в жизни Степана. А в том, что он не может им отказать винила его отца, который после второго пребывания в местах заключения в семью так и не вернулся. Антон Юрьевич протянул мужчине несколько десятирублевых кружочков.
– Когда горит, Степан, надо идти, например, в центр микрофинансирования в городе, и тебе точно дадут нужную сумму, потому что ты добропорядочный работник, госслужащий. У тебя и документ есть.
Степан взял деньги, лицо его выражало стыд, рот растянулся в улыбке, словно он нашкодивший ребенок.
– А ты, Степан, халявы хочешь, понимаешь? И ждешь, что кто-то тебе с легкой руки денег даст. Так?
– Я к тебе за помощью, Антон, а ты? Ты знаешь, Бог, видно, не дает мне другой участи. Принимаю, как есть.
Степан обиженно засовывал мелочь в карман потертых джинсовых штанов. Антон Юрьевич засмеялся, хлопнув его по плечу.
– А картишки? А? Хорошо на печи пахать, да круто поворачивать. Знаешь такую поговорку? Бог не дает, ну ты сказал.
Зарплаты на месяц Степану не хватало, поэтому в доме престарелых