отмалчивался. И стал я ходить на тренировки один. Конечно, это было несколько опрометчиво, но за время занятий я познакомился с городскими пацанами, чьи имена имели кое-какой вес не только среди своих, но и на Западном посёлке и Ясных Полянах, и теперь чувствовал себя более уверенным.
Вдобавок, в марте Серёга, бросивший к тому времени общежитие и теперь ездивший в техникум из дома каждый день, следуя моему примеру, тоже решил заняться боксом и подбил на это своего друга и одноклассника Сеньку Горбашова. Так мы стали ходить втроём.
К тому времени я уже занимался третий месяц и добился немалого. Я сдержал данное себе слово: после того шустрого парнишки, что дважды бивал меня, больше никому не удавалось это сделать. Я выигрывал спарринги у всех соперников, с которыми ставил меня тренер. Один раз и брату досталось. В конце тренировки тренер объявил бой с тенью. Но Серёге, видно, этого было мало, или, может, просто захотел покуражиться. Он ударил меня, когда я, сражаясь с невидимым противником, проходил мимо. Разумеется, я ответил. Ну и понеслась. Братела кинулся в атаку, но я увернулся и ударом в корпус вырубил его. Серёга замер и, выпучив глаза, стал отчаянно ловить ртом воздух.
Тренер заметил это и тут же выговорил мне строго, что сейчас не спарринг. Но удар этот, я так думаю, на заметку всё-таки взял.
Глава 15
А однажды случилось так, что пришлось боксёрские навыки применить на практике. И опять с Локтей.
Тот за шесть лет значительно возмужал и, естественно, подрос, по-прежнему оставаясь самым высоким в классе. За ним теперь следовал Вовка Сокин, отодвинув Борьку Вальчек на третье место. А я уже стоял в центре шеренги, выстроенной по ранжиру на уроке физкультуры, намного опередив Андрюху Иванкова, которого в прошлом году был ниже на полголовы.
В последнее время Локтя принаглел. Особенно после новогоднего утренника, где я заметил его в компании двух отморозков из параллельного класса. Видно, подружившись с ними, он снова возомнил себя крутым парнем. До этих пор, после нашей с ним разборки, он вёл себя смирно, хотя шкодничать не прекратил. А после праздника вдруг воспрял, снова стал дерзким и нахрапистым. А Андрюха Гафонов, по прозвищу Гафоня, которого раньше никто не видел и не слышал, попав под покровительство Локти, раздухарился, стал задираться на всех, покрикивать, кого-то, если верить слухам, даже ударил или побил.
Нашу четвёрку с Карла Маркса эти плохиши не трогали. На что я способен, Локтя знал не понаслышке, а Костю, после того, как тот в четвёртом классе с первого удара отправил его в нокдаун, боялся панически. Гафоня был свидетелем и того, и другого, и потому старался держаться от нас подальше. Но перед Вовкой Табаковым и Санькой Маликовым они хорохорились, обзывая одного «тормозом», а другого «косым». Но, зная, что мы с Костей обязательно за них заступимся, дальше этого у них не заходило.
Это произошло в конце марта на большой перемене.