урвал
я не бесшумно, зато не бесполезно:
нас давят биомассой, и стекло верней железа,
путь разглажен, день ослепительно прекрасен,
а вечер ангажирует прошляться до утра,
такая лажа —
необходимость бить с оглядкой
в момент, когда ни пули, ни клинки не утолят,
усугубляя
синдром врождённой ностальгии,
смеялись: что за чёрт, и сколько раз мы проходили
эти пляски,
никто из нас не дышит ровно
к овациям под видом нанесения урона,
нападали
по наущению привычки,
осознанно рыча и неосознанно мурлыча
гимн ордалий,
звенящий вечно между нами,
сметая антураж и заменяя стержни на…
Мы отбивались
по переносицам, по нотам,
слоилась позолота, оттеняющая, кто ты,
и в подвале
в трубе рождался гул тоннеля —
сигнал, что раньше срока будем праздновать Noel,
нас окружали,
и со всей дури мы любили
разбитые костяшки, яд врождённой ностальгии
на скрижалях
торчащих рёбер,
на сетчатке
горели письмена —
«Не разлучат».
воля и блажь
Пренебрежение к холоду – южная
блажь, подчинившая волю зимы.
Хочешь – по новой – про чёртову дюжину
трасс до обрыва? Поехали: мы
будем вслепую встречаться под вязами,
в ломких занозах ловить благодать.
Воля речей – ни к чему не обязывать,
воля молчания – не добивать,
но перекраивать город намоленный,
где ничего не кончалось добром.
Блажь резидента – расстёгивать молнию
не без расчёта на всполох и гром.
Нечто красивое, нечто ненужное —
воск ювелирный, застёжек металл —
это фитиль откровения, ну же,
не словом, так залпом – о чём ты мечтал?
Хочешь – по новой – под розами, клёнами,
хоть на болотах, хоть в дюнах, где дрок…
Город без прошлого, скверик заплёванный —
в жалящем свете расстёгнутой молнии —
узел дорог.
призраки
Ошибка мышления – всякого призрака,
встречая, клеймить экстатическим «Ты!»,
и утром из пены кочующих признаков
я пил узнавание до тошноты.
Я снюсь себе серым, насыщенно-облачным,
обласканным тенью с макушки до плеч,
росой, загустевшей до формы, и сволочью —
заблудшим исчадием слова «совлечь»,
идеей, которая брезжит по праздникам
за выкройкой мышц; если это – душа,
то суд не свершён или прошлое дразнится,
пока я пластичен, и каждый мой шаг —
шассе через стены, что были несущими,
а стали помехой на долгом пути.
Я снюсь себе призрачным до вездесущности,
но не уловившим, куда мне идти.
злое дневное
Ты