несёт…
Харатьев нахмурил брови, размышляя. Для порядка и сам принюхался- да не пахло ничем, кроме как гарью и дымом от далёкого костра. А не мог он не поговорив с чужаками, так дело решить…
– И что делать станешь, швед? – прищурив глаза, спросил старшой.
– Убью всех злодеев, и всё. Байдару и добычу заберём, трупы в реке утоплю, никто не найдёт. Я знаю, как всё хорошо сделать. Поверь, так лучше будет. Если начнём разговор, я не смогу везде успеть, и кто-то погибнуть может.
Даже Панкратов удивился, слушая такие речи. И то, такой иноземец, стройный, чисто выбритый и ладный, а вещает пострашнее любого якута или бурята, вставших на путь кровавой мести. Так ведь говорит, словно собрался рыбу выпотрошить да зажарить, а не людей жизни лишить. Один Мясников не удивился, только улыбнулся хитро, и почесал себе затылок.
– Да я сразу знал, паря, – сказал он, глядя прямо в глаза Алексея, – елбасы, значит? Поохотиться решил? Нас-то потом, часом, не убъешь? Ты отпусти его, Афанасий. Ему крови напиться надо.
– Да не пью кровь, дед Фёдор, ты чего? – отшутился швед.
Но посмотрел так, словно заново сейчас узнал Деда. Но, в лице не изменился, был также спокоен.
– Ладно. Нечего спорить. Семён, наготове ружьё держи, и ты, Фёдор, тоже. Сразу чужаков не убивать, послушать надо, кто такие, – всё решил Харатьев.
Швед не стал спорить, только быстро зарядил свой винчестер десятью патронами, и взял на ружьё ремень, держа свол в землю, а ладонь лежала на шейке приклада. Он был готов к стрельбе. Афанасий только покачал головой, принимая неизбежное. Панкратов тоже зарядил свою двухстволку. Медлить было нечего, кажется их заметили, и артельшики быстро пошли к палатке незнакомцев.
***
– Привет вам, добрые люди! – сразу сказал Афанасий чужим, – кто будете? Куда идёте?
Так было принято по обычаю, и старшой хотел сделать, как должно. Он не зверь какой, и не человек без рода без племени, что бы без закона или обычая поступать. Но и говорил сейчас быстро, напористо. Хотел просто раздавить чудаков, лишить уверенности в себе, а может быть, напугать.
Вперёд вышел, старший их ватаги, сбил на затылок свой картуз, подбоченился, выставил левую ногу вперёд, показывая, что всё одно не боится.
– Зовут меня Зовуткою, и по своему делу здесь, а куда мы идём- так и не ваше дело. Не вам нам указывать! А хотите, если с добром, то присядьте, чаем угостим! Ради нового знакомства!
Афанасий сам присел, раз предложили а рядом расположился Семён. Фёдор всё раздумывал, поправил ворот своей рубахи. А швед стоял спокойно.
– Чаю гостям принеси! – крикнул старшой чужаков.
Алексей всё смотрел, как слева и справа подходят трое, и уже нашупал в кармане рукоять ножа. Как раздался крик:
– Тивда! Это я, Настасья! Они меня связали! Каторжники они беглые!
Вышло это, словно набат с колокольни прозвонили. Все словно замёрзли враз. Но чужаки попытались взяться за оружие, это дед Фёдор ещё успел заметить.