показал на людскую дверь.
Ну что ж… орёл американский, может здание и хранит, только не от Русских Гвардейцев.
В холл он вошёл с людской, чёрной стороны, аккурат позади лестницы. Впотьмах было бы не столь удобно, если бы не американцы с их большими окнами, через них, думается, сам снег освещает всё внутри.
Неживой строитель – капитан глянул на него в упор, спрашивая: “где?”. Тот оказался понятливым и кивнул за стенку, куда Василий тут же прошагал.
Изумление – самое мягкое слово, что пришло на ум военному.
Василий выругался, когда увидел вжатую в стену девушку. Живую девушку.
Та, кажется, и вовсе не дышала. Смотрела на гвардейца таким странным взглядом… в нём одновременно читался испуг и… счастье?
Девушка дёрнулась, будто хотела не то обнять, не то запрыгнуть на гвардейца, но передумала и ещё сильнее вжалась в стену.
– Что вы здесь делаете? Вы одна? Как вы сюда попали?
Страх из глаз ушёл в миг, стоило только прогрохотать мужскому голосу.
Очень странная реакция.
Очень. Потому как обычно, этим самым басом, штабс-капитан мог и всю свою роту разом усмирить.
– Через дверь? – голос барышни звучит тонко, словно рассеивая искорки радости.
И улыбается. Так улыбается, что Слепцов усилием подавил порыв разулыбаться ей в ответ.
Она протянула руку и кончиками пальцев тронула рукав шинели.
– Это ты… ты… настоящий…
Сюр.
Она не спрашивала, а словно убеждалась.
А ещё радовалась. Так радовалась, словно брата родного увидела.
– Что вы здесь делаете?
Она судорожно огляделась. Взгляд её остановился на золочёной, но в свете ночи кажущейся серебрянной швейной машинке на постаменте.
– За платьем пришла. А здесь закрыто. Представляете? Вот незадача! Но я уже осознала свой промах и как раз собиралась уходить, а тут вы…
Незнакомка явно пыталась заговорить зубы сотруднику охранки.
– Здесь нет платьев. Здесь продают машины, что эти платья шьют, – говорить очевидное, что знала вся столица было неловко даже.
– Тем более! А пойдёмте отсюда, а? Вась…
И он было пошёл. И даже ногу в тяжёлом сапоге от пола оторвал, подразумевая, что барышня за ним проследует, и резко повернулся.
– Вась… вась… Васильевский остров! – и Слепцов выдохнул, прогоняя подозрительность.
– Вам на Васильевский надобно?
– А, нет, не надо, говорят, там красиво, – они двинулись к выходу, в ту самую дверь, через которую прошёл капитан. – Кунсткамера там, эрарта… – она взмахнула в воздухе тонкой ручкой, а Василий засмотрелся – он ждал, что с кончиков её пальцев должны посыпаться искорки.
Особенно здесь, на улице, в свете редких фонарей сверху, и будто подсвеченная снегом с земли.
И вновь тень отделилась от стены. Он медленно кивнул, давая понять, что всё хорошо.
Искорок не было, вместо них из приоткрытых губ незнакомки вырывались облачка пара. Её белоснежная