обряды. Но когда половина камеры ночью не спит, а молится – это, видимо, уже вызвало беспокойство. Причем двум из наших мусульманок вменялись террористические статьи, и их сплоченное поведение, а также увеличение их рядов давало повод для каких-то мер. Поэтому, когда Фатимку вдруг внезапно перевели в другую камеру, Тамара резюмировала: «Этого и следовало ожидать! Слишком много у нас развелось мусульманок!»
Нас осталось пятеро, но ровно на один день. В камеру привели нового человека, и теснота никуда не делась. Больше всех от этой скученности негодовала, конечно же, Фаина. Вообще, она ни на минуту не смирялась с кошмарными условиями жития в этой камере и постоянно воевала за какие-либо улучшения. Именно она затащила в камеру крайне необходимые предметы быта, которыми пользовались все обитатели: удлинители, фумигаторы от комаров, клеенку для стола, фильтр для воды, огромный вентилятор, шторы для туалета. Для себя лично добилась разрешения на эпилятор, причем добивалась его многие месяцы. И все вокруг – и мы, и сотрудники – недоумевали, мол, зачем в СИЗО эпилятор? Такого не просил никто и никогда… Но она решила его потребовать и добилась своего…
Но все эти вещи не могли исправить того, что 120-я камера была слишком мала для шестерых человек. А сизошное руководство, судя по всему, никак не собиралось решать ситуацию, хотя по новостям, приносимым Тамарой, некоторые большие камеры общего корпуса были заполнены всего на треть…
И Фаина взялась за тяжелую артиллерию: накатала кучу жалоб на нарушения правил содержания заключенных под стражей. Перечислила все недостатки этой камеры, не забыв про огромные щели в деревянном полу толщиной с большой палец… Жалобы пошли в Роспотребнадзор, ОНК, разные санитарные службы – и, разумеется, начальству СИЗО. Также Фаина написала заявление с требованием перевести ее в другую камеру – с нормальными условиями. И подбила написать такие же заявления остальных моих сокамерниц. Я же ничего писать не стала. На тот момент мне было непонятно, как нужно поступать. Да и все эти условия содержания, на которые женщины жаловались, мне казались не такими уж и существенными на фоне моего дела. Я думала: «Ну подумаешь – станет немного лучше. Но факт останется фактом: я все равно буду в тюрьме».
Все это закончилось тем, что тюремное начальство поступило по своей обычной логике – получить требования заключенных и поступить ровно наоборот. Именно меня – ту, кто не просился из этой камеры, в итоге и перевели… Это произошло еще и потому, видимо, что Решкин, человек, отдавший распоряжение спрятать меня на спецблоке, к тому моменту уже ушел из СИЗО-6. А его преемник уже не посчитал нужным и дальше меня «морозить». А Фаину пока еще «морозили». Ее дело было напрямую связано со всем ФСИНом, с системой тюрем. И пока шло следствие, за ней велся неусыпный контроль. Поэтому Фаина понимала, что пока что со спецблока ее не выведут. И добивалась только того, чтобы в камере осталось четыре человека. И, как обычно, она своего добилась…