А сон все не выходит у меня из головы. Родители, как живые у меня перед глазами стоят. Иду – плачу. Со мной мужик какой-то поздоровался, поклонился. Я ответил ему поклоном. Как дошел не помню. Глядь, вот и ворота передо мной. Перекрестился, поклон отбил, в церковь зашел. Свечки взял, поставил перед образами, думу думать невеселую начал. О жизни своей, о ничтожестве своем перед богом, о грехах своих тяжких. Смотрю девушка вошла и будто знакома она мне, глаза скромно опустила после того как встретилась со мной взглядом. Что-то я прочел важное во взгляде ее, но понять не успел. Закрыл глаза. Вдохнул полной грудью воздух. Ладан благотворно на моё тело влияет. Радость в душе и в теле появилась. Дурные мысли ушли куда-то, жизнь стала снова рисоваться в радужных красках. Открыл глаза, посмотрел на Иисуса и сказал: «Спасибо тебе, Господи, за всё, что ты делаешь для меня». И сам себе показался тогда благочестивым христианином и порядочным русским гражданином. Слуга царю. «Да ниспошлет Господь многие лета Императору нашему, батюшке Николаю Александровичу». Совсем даже гордость за себя наполнила сердце моё. Я хороший. Даже если никто меня и не видит, и не слышит, Бог-то он всё видит и всё слышит. Перекрестился. Поклонился. Правой рукой коснулся пола и вышел. У церковных ворот неожиданно та девушка-красавица нагоняет меня и говорит. «Здравствуйте, Федор Иванович, сокол мой ненаглядный! Это я, Нюра». Нюра, Аня. Боже, как же я мог забыть о ней. Сколько лет прошло? Пять? Шесть? Похорошела. Волос черный. Глаза зеленые. Глаз не отвести. «Куда же пропали Вы тогда? Я Вас искала, искала, все глаза выплакала? А Вас и след простыл. Нехорошо Вы со мной поступили тогда. Нечестно». И смотрит на меня своими глазенками чистыми-чистыми, как у ребеночка. Я от стыда не знаю, куда мне деться. Мог бы под землю провалиться – провалился бы. Ведь обесчестил я тогда невинную русскую девушку, а сам, как подлец сбежал. В любви вечной клялся, а сам всё равно сбежал. Вечерний звон, бом, бом. «Так, по…, по делам-с. На Дальний Восток. По государственным. Да-с». «А что ж не зашли, не попрощались»? «Так… Вот… Говорю же. По делам. Срочно… Предписание… На сборы… Времени… Не дали». «А здесь, какими судьбами»? «Дом». «Что дом?» «Купить хотел…». «Купили»? «Купил…» «Да Вы не беспокойтесь так сударь мой, Федор Иванович. Вижу, не удобно Вам встретить меня. Нет стремления со мной разговаривать. Вы даже не обняли меня, не поцеловали. Хотя раньше… Пойду я. Суди Вас Бог». Сделала шаг, остановилась. «Хочу я Вам на прощанье сказать…». Сейчас скажет, как сильно она любит меня. «Сын у меня от Вас. Федором назвала в Вашу честь». Заплакала, прикрыла лицо ладонью и побежала. Я стою, красное лицо, жар, прилив у меня. В голове картина из детства. Бабушка моя, Софья Андреевна, сидит на диване, пот ручьями струится. Она веером обмахивает себя и говорит: «Прилив у меня». Побежал я, догнал Нюру. Долго-долго что-то нудное, пустое и нелепое говорил ей. А на прощание протянул ей пятирублевую ассигнацию. «Мне от Вас ничего
