можно рассматривать как признание того, что через Декарта он пришел к тому глубоко математическому взгляду на вещи, который характерен для него и который никогда нельзя упускать из виду, если не хочешь помешать пониманию его доктрины. Философская и математическая уверенность для него – синонимы (Tract. theol. polit c. 14, 36). Только потому, что это необходимое следствие математического взгляда, форма геометрических доказательств имеет большое значение, даже если эти доказательства неприятны и содержат обман. Любая точка зрения, которая не существует для математика, поэтому прямо отвергается Спинозой как неправомерная. Так, прежде всего, телеологическая, ради которой Аристотель объявил математическое наблюдение недостаточным в физике. (В противоположность этому Спиноза не хочет даже принимать понятие цели в этике; он не устает высмеивать тех, кто хочет Бога, действующего согласно целям, кто совершает гистеронпротерон, чтобы объяснить что-то из целей, или кто привносит в человеческие действия путаное понятие должного. Он прямо хвалит математику за ее non circa fines versatur (Eth. I, Append.) и рекомендует ее в качестве образца. Все, включая человеческие действия и начинания, должно рассматриваться так, как если бы речь шла о линиях, плоскостях и твердых телах (например, Eth. I, pr. 33. Schol. 2. III, praef.). Как математика не признает понятия цели, так и она не признает понятия причинности. Она никогда не говорит о действительном эффекте, который невозможно представить без наложения, но о простом условии; вместо причин у нее причины, вместо эффектов – следствия. Совсем как у Спинозы. Выражение causa встречается у него, даже causa efficiens (например, Eth. I, prop. 16. Coroll.), но очень часто повторяющаяся полемика против того, чтобы causa понималась как transiens (Eth. I. pr. 18), пояснительное замечание, что если efficere было предицировано чему-то, то это называется ex ejus definitione (так Eth. I, pr. 16. dem.), или также ex eo sequitur (например, I, prop. 7. dem.), постоянно повторяющийся пример с треугольником, из природы или определения которого вытекает то или иное, ясно показывает, что он не признает реальной причинной связи, а только существование через предшествующее или вспомогательное понятие. Поэтому он также соединяет causa и ratio через seu (I, pr. 11. dem. alit). Как пространство не вызывает и не порождает фигуры, но вызывает их, поскольку фигура не может быть понята без пространства, так и для Спинозы нет иного понятия условного, кроме того, что оно предполагает нечто иное: conceptum alterius rei involvit, (Eth. I, ax. 4.) Это утверждается таким образом, что везде, где понятие чего-либо предполагает понятие другого (praesupponit, inrolrit), оно без дальнейших церемоний определяется как обусловленное этим (как его effectus) (ср. Eth. II, pr. 5. dem.). С этой полемикой против всякого transitio связана такая же полемика против всякой реальной последовательности, против времени, которое он рассматривает лишь как путаную концепцию. В почти буквальном согласии с Аверроэсом, мысли которого могли быть знакомы ему через Моисея Маймонида и который (см. §187, 2) помещает философа в середину вечности, где все предшествующее и последующее исчезает и все возможное рассматривается как уже существующее, Спиноза требует, чтобы философ рассматривал все sub specie aeternitatis (II, pr. 44. Cor. 2), т. е. в полном безвременье (I, def. 8), из чего, конечно,
