оказывается волшебником; о жадных старших братьях, отбирающих наследство у младшего и терпящих фиаско; короче говоря, о том, что последние станут первыми – но разумеется, ни в коем случае не в том смысле, в котором об этом поют большевики в своих гимнах. Хотя, если задуматься, то успех большевиков и был обусловлен тем, что выдвигаемые ими лозунги всем критериям волшебной русской сказки вполне соответствовали.
Миклашевскому люто завидовали, хотя, заметьте, никто никогда не посмел усомниться в том, что счастливый удел выпал ему вполне заслуженно. Он был настоящим боевым офицером, и отличился во время войны на румынском фронте, где наши войска воевали бок о бок с союзниками – сербами. После особо успешной операции, которой он лично руководил, проявив замечательную храбрость, прошли, как положено, награждения, и по особому отношению сербского правительства, присланы были для награждения два ордена Андрея Первозванного и самими сербами выделенный орден звезды Карагеоргиевичей. Штабные, естественно, ордена Андрея Первозванного распределили между собой, по чинам, выслуге, очереди и прочим внутренним рассуждениям, а туземную звезду, как особой ценности не представлявшую, уступили Миклашевскому, собственно говоря, все эти ордена своим героизмом и заработавшему. Ну, не мог же, в самом деле, Миклашевский, не имевший еще даже Святой Анны первой степени, рассчитывать всерьез на Андрея Первозванного? Никак не мог. Но осадок какой-то у него, несомненно, остался, и, как следствие, большой радости от получения Звезды Карагеоргиевичей он не испытал, хотя в другое время, несомненно, наградой гордился бы.
И вот, как водится в волшебных сказках, через некоторое время, измеряемое обычно количеством стоптанных железных башмаков и сгрызенных каменных хлебов, а в нашем случае – количеством пересеченных границ, прошедших войн и погибших товарищей, стоял Миклашевский в волшебной пещере, где множество бывших генералов и князей, не говоря уже о чинах помельче, просиживали часами, надеясь на чудо со стороны сербских властей. Вполне реально можно было рассчитывать только на тяжелую работу по прокладке железной дороги, но не все были на это способны, и самым обычным делом было, если княгиня содержала своего супруга – князя и генерала, да и всю остальную семью, работая ремингтонисткой в коммерческой компании или давая частные уроки музыки. Повезло тем, у кого была реальная профессия в руках, кто умел, наподобие графа Толстого, тачать сапоги, а остальные отчаянно бедствовали в условиях безработицы и не брезговали порой бесплатными обедами в благотворительных столовых.
Миклашевский, совершенно реально оценивавший ситуацию, все-таки надел парадный мундир, почистил награды, и пошел сидеть в унылой очереди, ибо нужно же что-то делать даже в безвыходной ситуации.
И вот тут произошло чудо, оставшееся в памяти всех присутствующих. Сидевший за столом сербский лейтенант, вначале равнодушно отвечавший на робкие вопросы полковника