Вовк молча подал ей мятый, но чистый носовой платок, который извлек из кармана своих камуфляжных штанов. Она взяла платок, даже не взглянув на полковника, и принялась сморкаться и утирать слезы. Потом на нее нашло чтото вроде столбняка. Четверо мужчин подняли серый цинковый гроб, погрузили его на желтый электротранспортер, который медленно пополз в чрево самолета. Рома Иванов отправлялся домой, в русскую Венецию. Как знать, было бы ему отраднее, если бы он знал, что есть на земле люди, которые о нем убиваются и грустят и даже с нетерпением ждут, чтобы получить то немногое, что от него осталось…
Только за последнюю неделю здесь погибло тридцать семь мирных жителей, включая женщин и детей. Один «шальной» снаряд обрушил дом, под сводами которого погибла целая семья из шести человек. Не осталось никого из родных, кто бы мог их оплакать. Во время обстрелов блокпостов, а также при подрывах на минах на минах и от пуль снайперов погибли семь российских военнослужащих. Из них один – в чине майора. Тела четверых будут отправлены на родину, остальных похоронят там, где они сложили головы. И это потери, когда в войне наступило относительное затишье, и активных боевых действий не велось.
Сегодня Маше еще предстояло вести репортаж из штаба федеральных войск в Чечне и пытаться выяснить, каковы на ближайшее время намерения военных, а также каких ответных действий можно ожидать со стороны вооруженных формирований. Она сунула руку в карман своей выстиранной и высушенной курточкихаки и нащупала прямоугольный кусочек пластика – пресловутую кредитную карточку Ромы Иванова, которую вкупе с плеером можно было считать единственным оставшимся от звукооператора имуществом, а саму Машу невольной душеприказчицей…
Дело сделано. Створки грузового отсека самолета захлопнулись и немногочисленная публика начала расходиться. Маша медленно брела прочь, мысленно воспроизводя одну и ту же картину: цинковый ящик с телом исчезает, больше она никогда не увидит Ромку.
Она увидела, что ей навстречу выбежал режиссер, который пытался докричаться до нее сквозь рев самолета, вырулившего на взлетную полосу.
– Машенька! – услышала наконец она, – завтра утром у нас запись беседы в штабе. Это пойдет прямо в вечерний выпуск новостей!
Маша кивнула.
Какая к черту разница, в какой выпуск – вечерний или утренний – пойдет репортаж? Вопрос в том, сможет ли она рассказать, как здесь гробят людей, и почему, – даже тех, кто приехал зафиксировать безумие этой бойни для истории.
«Отстоять свободу и демократию любой ценой». Кто именно это сказал? Маша не помнила. Ктото из российских политиков? Или ктото из чеченцев? Как многое меняется, в зависимости оттого, в чьих устах прозвучали эти слова! А может быть, это сказала Рита?.. Вспомнив о ней, Маша непроизвольно улыбнулась. Вопреки смертной тоске. Уж она, Рита, несомненно сумела бы подобрать достойные слова,