лишь мелькала нарастающая злость и требовательное ожидание для спокойствия ее нужных слов.
Ошарашенный тем, что крестьянка уже во второй раз позволяет себе подобные выплески ярости с ним, Николай вначале немного помолчал.
– Ну не волнуйся ты так, Авдотья, будь благоразумной, – спокойно, но в то же время серьезно проговорил он. – Евгений Маркович – человек добрейшей души, порядочный. Не понимаю к чем ты устроила эту бестолковую сцену. Были мы с отцом много раз у него в гостях. Люди его вполне себе не обижены, накормлены, согреты. А ты еще и в кухне работать будешь. А уж то, как ты стряпаешь… Точно похвалой не обделит тебя Евгений Маркович.
– А вон жена-то хоть есть у этого вашего Евгения Марковича? – промычала вопрос Дуняшка, опасаясь, что новый хозяин будет при любой возможности приставать к ней. А мысль о том, что он может быть женат мало-помалу взращивала в душе ее росточек успокоения. Будь он женат, она могла бы постараться полюбиться хозяйке и доверительно к ней приблизиться, создавая себе как бы некое покровительство, защиту.
– Почему тебя это так интересует? – Шелков понимал, что задает очевидный вопрос, однако не мог демонстрировать даже и грязной мысли об этом человеке, поскольку действительно хорошо знал его и был уверен в нем, так же как и в том, что на кисти у него пять пальцев.
– Ох, не притворяйтесь, барин! – Махнула маленькой ручкой Дуняша и пуще залилась слезами. – Если ни вы, ни Геннадий Потапович не позволяли себе предаваться сами понимаете какому греху, то уж, кроме вас, найдется много поганых людей на белом свете, которые, кажется, только этим и живут.
Вскоре она начала потихоньку униматься. Должно быть, ей стало стыдно за свой душевный порыв. Немного еще всхлипывая, она вытерла лицо рукавом платья, что подарила ей Фекла, так как в своем платье Дуняше уже было стыдно даже выйти на улицу.
– Я ручаюсь, я клянусь тебе, Дуняша, что никакой подобный срам не коснется тебя! – заявил Николай и теперь уже осторожно, словно боясь напугать, приблизился к ней. – Если будет так спокойнее, я дам тебе адрес моего дядюшки, где пока буду находиться. Пиши, рассказывай все: и как ты поживаешь, и что творится, и как Евгений Маркович. Обо всем пиши. – Николай старался как можно более успокаивающе смотреть на Дуню, теперь уже смягчив тон. – Не бойся. Это милосердный, обходительный, в конце концов, набожный человек. Никакой беды не случится с тобой.
Дуняша, возможно уже от безысходности, поверила ему, по лицу ее видно было, что она все больше успокаивается.
Какая-то нежность и трепетность пронзила сердце Шелкова по отношению к этой беззащитной, но такой смелой девушке. Если бы он мог, то непременно увез бы ее с собою, но дядя его и так проживал в небогатой квартире, а комната для прислуги его была ничтожно мала, да и второй услужливый нахлебник явно был бы там излишним. Все это четко держал в своей голове Шелков и как бы не желала душа его-не мог пойти даже супротив сих мыслей. Однако, только сейчас Николай обратил внимание на то, какие прекрасные у