имаете, отдыхает.
Пройдет еще совсем немного времени, и эта самая «феня» станет лучшим образцом русской литературной речи.
Я прошу прощения, но попытаюсь изложить своё повествование в привычном для меня, но уже недоступном для многих, стиле. То есть к междометиям «ай», «ах», «ба», «ого», «ох» и междометным глаголам «бах», «прыг», «хвать» я прибегать, конечно, буду, а вот слов, которые в мое «страшное советское время» относились к словам-паразитам, я постараюсь не употреблять.
А все как раз с литературы и началось.
С сочинения.
Да, с самого обыкновенного школьного сочинения по драме Александра Николаевича Островского «Гроза». Да будет земля ему пухом (Александру Николаевичу).
Предварительно мне хотелось бы сделать важное уточнение, а именно: это самое сочинение мы писали двадцать третьего декабря одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.
Почему такая точность?
Разъясняю: двадцать второго декабря моей однокласснице Татьяне исполнилось шестнадцать лет, а на следующий день нам и было назначено это сочинение. Причем, если кто помнит, на домашнюю подготовку к сочинению давалось некоторое время, и вот как раз двадцать второго декабря я хотел провести так называемую подготовку. И если бы не этот день рождения, сладкая бражка, которой почивал нас Танин отец, пять балов мне было бы обеспечено, ну четыре – это уж точно.
Докладываю (простите за эту военную терминологию, куда же мне от нее деться): учился я из рук вон плохо, но при этом недоразвитым меня считали не многие, хотя такие, разумеется, были тоже.
Единственный предмет, где мне удавалось в полной мере соответствовать высокому званию советского школьника – это литература. А теперь прошу набрать побольше воздуха и задержать дыхание. Ни одной книги, по которой мы должны были писать очередное сочинение, я не читал.
До пятого класса я считался одним из лучших учеников школы. Мама, как и многие другие родители, всегда получала благодарности за мою успеваемость. И самым любимым предметом была арифметика. Я тогда не мог сформулировать почему, и только много позже я это понял. А все дело было в конкретике и логике. Один плюс один равняется двум – и все, точка. Ни направо, ни налево, а только так.
Да и в пятом классе, на первых порах, мне очень нравился этот предмет, тем более что классным нашим руководителем стал как раз математик.
И вот тут начались метаморфозы.
Как бы хорошо я ни решал домашние задания или классные работы по математике, максимум, что я мог получить, так это тройку. А обычно два балла. А вечером, удобно расположившись в кресле в нашей небольшой комнате, классный руководитель растолковывал маме и мне, каким образом можно поднять мою успеваемость. Но когда я со слезами приводил доказательства, что мой ответ в работе был правильный, я получал спокойный и, казалось бы, такой искренний ответ: «А каким почерком все это было написано? Я даже не смог разобрать. Вот давай завтра я тебя вызову к доске и ты все мне там напишешь, и вот тогда, возможно, я твою двойку исправлю».
И действительно, на следующий день он меня вызывал, я решал то, что было необходимо, и получал четверку. Но двойка и четверка давали только тройку, ну а зато через несколько дней наш классный руководитель появлялся или в новом, дефицитном по тому времени, костюме, или в каком-то еще новом предмете мужского туалета.
Дело в том, что мой отчим был служащим не какого-то там театра, и уж тем более не квалифицированным инженером (не к ночи будет сказано), а занимал должность заведующего одного из магазинов системы «Мосодежда».
И этот, простите, математик все так точно рассчитал, что отбил у меня охоту учить не только математику, но и все другие предметы.
Одним словом, после пятого класса моя успеваемость зависела исключительно от наличия дефицитных товаров мужского туалета в гардеробе моего классного руководителя.
Но к моей, и не только, радости в первой четверти восьмого класса он резко, как и положено такому математику, дал дуба.
В гробу он лежал в новом, или почти, дефицитном костюмчике.
Но время было безнадежно упущено, и повышать свою успеваемость, денно и нощно сидя за учебниками, желания у меня не было. Тем более что я уже занимался спортом и смог добиться некоторых успехов в плавании, получив первый разряд. Да и вообще занятия спортом и сейчас занимают в моей жизни значительное место.
С головой, как все вы потом поймете, проблемы были у меня всегда, а вот конечности, как это ни удивительно, после всех мягко сказать приключений, восстанавливались практически моментально.
Вот только один пример.
После очередного ранения, в конце восьмидесятых прошлого века, военные хирурги что-то не так сшили, что-то не так собрали; одним словом жить мне оставалось, по мнению этих самых военных медиков, дня два. Каково же было удивление одного из них, когда дня через три он обнаружил меня гуляющим в парке госпиталя.
Ну откуда ему было знать о моих проблемах с головой?!
По этому, будучи на седьмом десятке,