чугуном, он ощущал, как затвердели все жилочки, как наливается тело невероятной силой. Но что эта сила против толстой дубовой двери, которую только тараном можно взять, и каменных стен?
«Христи нет? Больше не увижу ее красивое личико, не услышу ее звонкий голос, не буду гулять с ней ночами возле Припяти? Не будет у нее от меня детей, двух мальчиков и двух девочек? НИЧЕГО ЭТОГО У МЕНЯ НЕ БУДЕТ?!»
– Не обижайся, Данила, на ее милость – не гневи Бога! Она о тебе заботилась, когда спровадила под замок. Наделал бы глупостей, испаскудил бы себе жизнь. Сейчас уже ничего не поделаешь, душа Христи отлетела… – Петр закашлялся, явно пребывая в замешательстве. – Словом, душа ее попала куда следует… Ведьма она или нет, мне неведомо, но ребеночка своего, малого, что от паныча прижила, удавила собственными руками! Так что вина ее и грех – огромные!
– Не мели языком своим о том, что выше твоего разумения! – не сдержался и гневно выкрикнул Данила.
– Могу и помолчать – больно мне надо! – обиделся Петр. – Ее милость в полдень велели карету готовить в обратный путь, на рассвете я тебя выпущу.
Кровь бросилась Даниле в голову, но он взял себя в руки, – ведь если он будет лаяться с побратимом, ничем хорошим это не закончится. Злость, сила сейчас ему не в помощь, тут хитрость нужна.
– Прости меня, Петро! Все уже свершилось, видимо, на то была воля Господа нашего! Помянуть бы душу несчастной Христи, да нечем!
– Подумал я о тебе, Данила, поэтому пришел не на рассвете, как пани Мария велела, а сразу после полуночи. Принес я баклажку доброго вина, так что помянуть есть чем. Вот только поклянись, что, если открою дверь, ты не покинешь башню до рассвета.
– Тю, Петро! Надеюсь, ты баклажку с вином взял не маленькую и до рассвета у нас будет чем заниматься?
– Все равно – поклянись! Целуй крест!
– Клянусь, Петро, что не переступлю порога этого застенка, пока не увижу дно в твоей баклажке! – Данила сунул руку под рубашку, вытащил нательный крест и поцеловал его.
Заскрежетал отодвигаемый засов, и в камеру вошел улыбающийся Петр, держа перед собой баклажку, где вина было не меньше чем две кварты. Данила, улыбаясь вымученной улыбкой, поднялся, ступил шаг ему навстречу и нанес Петру мощный удар, разбив лицо в кровь. Петр рухнул на пол, а Данила, пока тот не поднялся, выскочил из камеры и, закрывая дверь на засов, услышал злобный выкрик:
– Клятвопреступник! Не побратим ты мне больше!
Как ни спешил Данила, но задержался и крикнул в ответ:
– Прости меня, Петро, если сможешь, и прощай! Больше не свидимся мы, разошлись наши стежки-дорожки. За то, что клятву нарушил, меня Господь покарает, но не знаю, есть ли кара больше той, какую уже имею.
В замке Данила бывал не раз и быстро нашел место на стене, откуда смог безопасно спуститься вниз. Он сразу побежал в сторону Овруча, не разбирая дороги, напрямик. Луна была на его стороне, освещала путь, поэтому он ни разу не оступился и не упал. Хотя он бежал что есть силы, ему казалось, что он едва движется.
Он знал, где