похвастать наградами отца. Илюша, затаив дыхание, осторожно прикасался к холодному металлу орденов и медалей, особо задержав руку на «Красной звезде» с отколотой рубиново-красной эмалью на одном из лучей её, историю которого, выведанную у отца, Костик успел пересказать Илюше ещё в коридоре. Илюша с грустью смотрел на них и думал о том, что вот его отец так и не успел получить ни одной медали…
Пётр Иванович, сильно захмелев, уснул за столом, Гриша бережно перенёс отца в постель, затем помог добраться до комнаты некрепко стоявшему на ногах Арону Моисеичу, обширная лысина которого была покрыта бисеринками пота. Женщины, прибрав со стола, разошлись по комнатам, Алёна повела Костика в свою, но тот заартачился, желая провести ночь с отцом!
Гриша, подойдя к сыну, присел на корточки, обнял его за худенькие плечи.
– Сынок ты же у меня солдат, так?
Костик кивнул, поправляя съехавшую от кивка на глаза фуражку.
– А солдат должен беспрекословно подчиняться распоряжению командира, так?
Костик опять кивнул.
– Тогда слушай мою команду: шагом марш в комнату бабушки и дедушки.
– Ну почему, – обиделся мальчик. – Я хочу быть с тобой. И с мамой.
– Приказы не обсуждаются. Кругом и шагом марш!
…Узкая железная кровать с никелированными спинками при каждом движении молодых супругов издавала столь омерзительное поскрипывание, что долгожданная близость не доставила ни Тоне, ни Грише радости. И ещё эта проклятая слышимость сквозь тонкие стены-перегородки между комнатами…
– Чёртова кровать! – раздражённо прошептал Гриша. – И как ты только спала на ней?
– Я же спала одна…
Они ощущали себя подростками, которых родители застали за неблаговидным занятием.
Некоторое время лежали молча, боясь пошевелиться. В небольшой, прямоугольной комнате с единственным полукруглым окошком почти под самым потолком, расписанным ржавыми разводами было душно, и духота эта имела тяжёлый привкус подгнивающих брёвен, из которых был сложен этот ветхий уже, отживающий свой век дом.
Тоня давно свыклась со здешними реалиями, хотя привыкнуть всё ещё не могла. А Гриша, за время войны видевший и не такое, ничего и не заметил. Если бы ни эта проклятая скрипучая кровать…
Не такой он представлял себе их первую ночь после долгой разлуки. Решив, что завтра же он выбросит этого скрипучего дьявола на помойку и купит нормальную кровать, хотя бы за неё пришлось втридорога переплатить, он немного успокоился и чуть повернув голову спросил уткнувшуюся ему в плечо лбом Тоню:
– Ты спишь?
– Нет. А что?
– Хотел тебе рассказать… У меня перед демобилизацией прелюбопытный разговор произошёл…
И Гриша, не торопясь, обстоятельно, несмотря на изрядное количество вина, выпитого за столом, спать ему не хотелось, рассказал о неожиданном предложении, сделанном ему подполковником Зенковым.
Тоня слушала внимательно, почти не перебивая, раз только насторожено