его на себя через голову, принялась доставать продукты из холодильника.
Дальнейшие события ничем не отличались от того, что я видел раз за разом, посещая это поместье семейного счастья. Я наблюдал за ее гимнастикой, за тем, как вода из лейки душа стекает по ее волосам, пока она проходится по спине мочалкой. За тем, как она орудует бритвенным станком по своим отекшим ногам. За ее расслабленным чтением одной и той же книги, так как она не смогла найти лишней минуты, чтобы доехать до книжного и купить обновку для своей библиотеки. Единственное, что явно противоречило обыденному ходу – бликующий камнями в свете люстры бардак на обеденном столе, что так и продолжал лежать на скатерти.
Я не верил, что она осмелится переступить через себя. Оставить все как есть, наплевав на выработанные годами традиции. Да, она отличалась от прочих в округе, но сомнительно, что ей хватит духу пойти на столь радикальный протест.
Словно услышав мои мысли и расценив их как брошенный вызов, женщина отложила книгу и прошла на кухню, отключив таймер на духовом шкафе. Не снимая фартука, она отправилась на второй этаж и остановилась возле двери, за которой располагался кабинет ее мужа, в котором он проводил большую часть своих выходных за составлением бесконечных рабочих графиков и таблиц. Сбросив с ног тапочки, супруга вошла внутрь владений ее благоверного и принялась открывать шкафы и ящики, выбрасывая их наполнение прочь – в основном им являлись сшитые друг с другом степлером листы. Остановилась она лишь в момент, когда под ее руку попалась шариковая ручка. Крепко сжав ее в руке, женщина покинула кабинет и, ускорив свой шаг, вернулась к обеденному столу. Подобрав с пола прежде выроненный из рук лист, она положила его на стол, крепко прижала одной ладонью к скатерти, а второй сделала широкий росчерк из двух слов, перекрывший собою предыдущее послание.
«Твою часть»
Она закрыла глаза и несколько раз тяжело выдохнула, после чего вновь начала насвистывать себе под нос, вернувшись к домашним обязанностям: надела прихватки, достала противень с запеченной курицей, обложенной дольками картофеля, морковью и цуккини, и принялась за разделывание основной части блюда ножом.
Закончив, женщина оглядела окружающие ее декорации. Расплывшись в улыбке, она пододвинула к себе стул, встала на его шенилловое сидение, после чего вспорхнула на обеденную скатерть, разбрасывая босыми ногами свои сокровища. Со стороны это походило на экстаз дикого зверя, за долгое время впервые выпущенное из своего заточения на свободу. Ее лицо, по началу имеющее истеричный оттенок, постепенно пришло к виду полного умиротворения – будто ей требовалось время снова научиться выражать эмоции, вновь обрести умение улыбаться и ощущать себя живым существом.
Следующие события произошли сиюсекундно – крутясь на месте, она сняла с себя фартук, повязала один из его концов на шее, другой же закинула на рожок люстры. Немного простояв с прикрытыми веками, женщина достала брошь из кармана и на ощупь