Чего может не так? – всколыхнулась Бамбасса.-Докладай, по сути, а то я тебе пыпырка разнесчастная покажу фунт лиха, мда.-Опциол понял, что скрывать ничего не умеет и вряд ли когда-либо научится. – Эх, мма…Ваше Величество. Дуб чего-то серчает. Говорит, чего-то ждет, беспокоится, об охране заговорил, быстро проговорил ведун
и затих в поклоне. – Может, случилось чаво? Или ты о чем судачишь? – Вот и для меня вся эта закавыка осталась неясной, Ваше Величество. Дуб рецептов не давал, а как-то грустно серчал и ворчал. Может у него несварение или чего. – Ты мне здесь, в этом зале не напоминай лучше о несварении, а то, как вспомню и осерчаю. Тебе хуже будет. А еще чего говорил? Может, не отметил, что главное. Подробнее давай. – И разлилась обстоятельная государственная беседа обо всех фразах говорящего дуба. В финале разговора царица озаботилась и отпустила ведуна, а сама принялась размышлять, чего ждать от кого и с какой стороны. – Дуб так просто гнать не будет, – решила она. – Ну, я им! – Погрозила в воздух кому-то Бамбасса, и тяжело встав с трона, прошла в опочивальню. Погода тянула и морила в сон, и она решила боле не сопротивляться.
Дюшес был бы не Дюшес, если бы быстро и оперативно не начал свою сверх секретную операцию. Разработана она была в деталях. Доверять нельзя было никому. Обо всех подробностях знал еще только Кора-мель. Ему и было приказано приготовить лошадь и одежду стражника по размеру премьер-министра. Дюшес, надо сказать лошадей не любил, скажу, больше он их боялся. И от общения с ними, с лошадьми, начиналась аллергия, короче чих и пых всякий. Жуть. Но справедливая месть поруганного и оскорбленного сердца создавала в душе министра прилив праведного гнева огромной силы, что приподнимало в нем все, даже смелость и иммунитет. Он дождался ночи, с помощью помощника водрузился на лошадь с кряхтеньем, типа – Ох, чего не сделаешь на благо…– чего на благо он до конца не понимал, но чувствовал, что его влечет неукротимая ручища судьбы. Лошадь поплелась по дороге, словно понимая, – одно неосторожное ее лошадиное движение и почетный гость сверху может оказаться внизу. Зрелище, было, скажу я Вам достаточно ярким в смысле прикольным в темную прибамбасскую ночь. Дюшес ступил на тропу своей войны в полном смысле этого выражения. Конь покорно доставил министра на поляну говорящего дуба. Пристёгнутый к седлу веревкой Кора-мель, выбившийся из сил, помог слезть с лошади Дюшесу. Оба они напоминали отставших от стаи ощипанных и вспотевших от страха щеглов. Одеяние стражника смотрелась на министре как-то нескладно и даже немного гротескно. Но отступать было некуда и Дюшес, выдохнув весь свой воздух, подошел к дубу и… начал мочится на то место, что было указано в отчете. Дерево шумно вздохнуло и крякнуло, – Кто это тут? Ты чего ел, мерзавец? Мне такое удобрение только порчу принесет. Эх, мма…. Ну вот, началось. – И сердито встряхнулся, распугав сидящих птиц на кроне. Звук от всего этого оказался неожиданно громким. Эффект, так сказать, разорвавшейся бомбы. Дело в том, что,