Савелий Иванович, я тоже вынужден вас оставить. Извините, дела!
Встав, я протянул руку Мефодьеву, рукопожатие которого при прощанье уже не было таким хватким, и сам он выглядел слегка сконфуженным. Смутилась ли Кристина, не знаю: на неё я, уходя, даже не посмотрел. Мне, с одной стороны, было неловко за этот бесцеремонный уход, с другой стороны, я всё ещё на неё сердился.
4
Обедая в столовой в торговом центре (обычный мой способ пообедать, когда лень было готовить, а лень было частенько), я пытался понять, за что же именно так рассердился на них обоих. Случись это всё полгода, даже месяц назад, я бы послушно кивал всем катехизическим поучениям Савелия и соглашался бы с каждым словом. Что-то изменилось во мне, что-то сдвинулось с места, и причиной была мастер по шитью игрушек, больше некому (не Делия же Вячеславовна!). Почему? Неужели очаровала меня моя «простая крестьянка», приглянулась как женщина? Кажется, нет: ведь и сегодня я с грустным удовольствием отметил про себя, как в Кристине до сих пор много женственности, притягательности, изящества. Правда, она и моложе меня на два года…
Не повинилась моя баронесса за то, что уехала в Баден-Баден, оставив меня сидеть в болоте, и потому я на неё сердился? Что же, выходит, за последний месяц рассердился окончательно? Так ещё повинилась бы, может быть, даже сегодня – а я и времени ей не дал…
Были съедены оба блюда и выпит компот, когда я вдруг понял: дело в том, что все мы трое, включая даже и Мефодьева, и уж, конечно, не исключая меня, – обычные люди, а моя новая знакомая – сверхобычная. Попробовав на вкус сверхобычного, уже не хочется возвращаться в заурядность. «Вкушая, вкусих мало мёда…» Откуда это? Кажется, эпиграф к «Мцыри». Мира любила «Мцыри»… А прав ли я, думая про её сверхобычность, или вижу её на пустом месте?
Я набрал номер Дарьи Аркадьевны, но трубку на другом конце номера не взяли. Тогда, сам дивясь на себя и свою бесцеремонность, я сел в свою «рабочую лошадку» и через полчаса стоял у калитки её дачного участка.
Калитка, против ожидания, оказалась не запертой. «Я всего лишь обойду вокруг дома, чтобы убедиться, что с ней всё хорошо, – сказал я себе. – Даже стучать в дверь не буду».
Но стучать и не потребовалось: сделав всего десяток шагов, я вдруг увидел Дарью.
Она, сидевшая на коленях в траве, кивнула мне, слабо улыбаясь, и пригласила меня подойти жестом, каким гладила бы невидимую собаку. Я понял, что могу приблизиться, но осторожно, тихо – так и поступил. Присел рядом с ней на корточки.
В траве сидел ёж.
– Я траву косила и наткнулась на него, – вполголоса пояснила Дарья Аркадьевна, опустив приветствие, будто видела меня четверть часа назад. – Не бойтесь, не повредила! Кажется, это ежиха, и, кажется, беременная… Кормлю яблочными огрызками и морковной ботвой.
И верно: ежиха, не боясь, брала огрызки с её руки.
– Потому и не убегает, что беременная, – сообразил я.
– Да, –