тебе и Иордань! – говорит другой.
Глаза мальчишки-офицера чуть не лопаются от бешенства. Он отнимает у солдата винтовку, чтобы выстрелить в меня. Но выстрела нет. Винтовка не заряжена.
– Стреляйте же, стреляйте! – хрипит он.
Его сгибает пополам и без остановки рвет между досками.
Клацают затворы. Стою и жду. Ничего. У них нет патронов.
Тогда один из солдат убегает и возвращается с парой длинных шестов. В отличие от своего юного начальника, альбиносы ничуть не растеряны.
Они начинают с силой тыкать в меня баграми, стараясь попасть в голову, утопить, затолкать поглубже.
– Ну, как, – кричат они мне, – уже видно Царствие Небесное?
– Видно! – хриплю я, выныривая.
Один из них наклоняется пониже, чтобы получше рассмотреть меня, и, поскользнувшись, опрокидывается набок и едва сам не проваливается между бревен. Глядя на его ошарашенный вид, другой чуть не помирает со смеху и, чтобы напугать еще больше, делает вид, что подталкивает его в яму.
Снова и снова мне удается вырваться на поверхность, но всякий раз меня с неотступной силой топят-запихивают баграми обратно, туда, чтобы я совсем захлебнулся.
– То-то блаженство ему и радость! В прозрачных да чистых водах, с золотыми и серебряными рыбами…
Так оно, конечно же, и есть.
4
Вот, после стольких странствий я снова дома. Первым делом иду в храм, чтобы поговорить с ними, моими земляками, – о Царстве Божьем, научить всему, что открыто мне. Царство Божье, оно ведь совсем близко, но, увы, некоторым моим землякам не суждено в него войти. Слишком хорошо их знаю: по своему выбору, они впустили в свои души лицемерие ехидны и змеиное лукавство.
Едва начинаю говорить, как в ярости уже кричат мне:
– Знаем тебя! Как ты смеешь! Сначала яви чудеса, о которых написано в книгах!
– Нет, – отвечаю, – не здесь, не в родном городе.
Начинаю объяснять им Писание, говорить о сегодняшнем дне и пророках, верных и лицемерах, а они начинают обступать меня всё плотнее.
– Ты, – кричат, – говоришь богохульства!
Меня выталкивают из храма и, не выпуская из кольца, в толпе ведут за город, к высокому обрыву, очевидно замышляя побить камнями или столкнуть вниз. Вижу их темные, злобные лица. Но я без труда прохожу невредимым сквозь толпу, а потом через безлюдные чахлые рощи направляюсь к дальним холмам…
Безвидная, пустынная местность. Присаживаюсь на камень. Жажда и голод нестерпимые. Поднимаю глаза, вижу: кто-то подходит ко мне. Здравый смысл во плоти.
– Сам знаешь, – говорит мне, – стоит тебе только захотеть, и Он даст тебе, чего ни пожелаешь. Сын Божий одним словом может превратить эти камни в хлеб!
– Разве не знаешь, – отвечаю, – не одним хлебом жив человек. А всяким словом Божьим. Его я жажду! А если в чем нуждаюсь, Отец даст мне прежде, чем даже успею об этом подумать.
– Ладно, –