посмотрел на Джона, положил ему на плечи руки, вздохнул и, сказал:
– Что случилось? Ты меня спрашиваешь, что случилось, ты в своём уме? Джон, ты думаешь, что, скрыв свою травму, ты можешь работать тут и дальше?
И тут Джона Стрикальски осенило, что речь пойдёт о его лжи, о том, что он не смог быть веселее, радостнее и не выдавил больше улыбки, что он не играл подобающе – Джон боялся увольнения. Неужели старик раскрыл, что ему больно, что его рёбра сломаны, что ему трудно ходить и прыгать?
– О чём вы говорите, Бернард? Со мной всё в порядке, я ещё могу продолжать работать! Во мне ещё много сил! – Джон попрыгал, поднял ноги высоко над землёй, как вдруг рёбра хрустнули и, он скривился, рефлекторно схватился за грудь, по щекам покатилась слеза и, упала на землю, делая по лицу дорогу боли – как не вовремя.
– Не говори мне ерунды, я видел, как ты сдерживаешь боль, улыбаясь через силу. Тебе что, жить надоело?
– Не-е-т, но…
– Никаких, но, никаких оправданий, я вижу, что с тобой происходит. Весь рот в крови, одежда в крови, даже те же ботинки, испачканы ею. Только не говори мне, что тебе не больно, вытри лучше слёзы и иди домой, отдохни! И, умоляю тебя, ради бога, сходи к врачу – худо дело с тобой.
Может потому, что старик давно замечал в нём то, с каким рвением Джон относился к своим обязанностям клоуна и, как любил надевать испачканный краской парик, костюм с дырявым карманом; как он любил каждый вечер сидеть перед зеркалом и рисовать цветной грим, прячущего настоящего Стрикальски – может из-за рвения быть лучше в своей работе, веселить детей и стариков, предопределило его дальнейшую судьбу быть тем, кем он стал и, кем должен был остаться.
Всматриваясь в глаза недовольного старика, следя за его губами, что-то повторяющий ему и, размахивающий руками стоя под куполом перед ним, Джон побледнел, покрылся трупным цветом и, ему стало грустно – он должен уйти, уйти и вернуться лишь в «когда-нибудь».
Улыбка клоуна расползлась вниз, и лицо стало печальным и пустым.
– Хорошо. – Но ничего хорошего в этом не было. Джон Стрикальски пожал старику руку, и, держа грудь рукой, ушёл за ширму, куда ушли животные до него. Чёрт бы побрал неудачу – не вовремя.
Джон направился в гримёрку, потом стянул с лица грустную маску, отложил парик, скинул с себя кожу клоуна, столь много времени, висевшего на нём, убрал костюм и, закрыв за собой гримёрку, надел шляпу и, вышел из цирка, держа в руках лишь старый, серый зонт.
ГЛАВА 2. ДОМ
Поздно ночью Джон Стрикальски пришёл домой и направился к холодильнику, минуя стулья, пыльный стол с ручкой, сумку, лежащую на полу, прикрытый сверху исписанной пожелтевшей бумагой, и открыл дверцу. Среди трёх банок пива на полке, кроме что упаковки майонеза и недоеденного плесневелого гамбургера, ничего не было – булка покрылась слизью и мясо между ними сильно воняла мёртвой прошлогодней крысой – запах