раковине, устроенной в углу кабинета за ширмой. Налил в него уже остывшей воды и с надеждой сыпанул горсть чая.
«Ведь это же я когда-то говорил ей: я люблю тебя, милая. И она верила, и я верил. Куда же потом делась все это? Я смотрел ей в глаза, нежно теребя теплую ладонь. Теперь ее чужие руки стали холодными и черствыми, как наждачная бумага. Или… они и были такими? Ни любви, ни заботы, ни сострадания?! Жизнь без счастья – тоже жизнь? Разве мы были что-то должны друг другу? Но ведь я точно знаю, это был не сон и не кадры кинохроники; мы гуляли всю ночь напролет, говоря о картинах, поэзии и собаках. Я нежно касался ее платья и получал от этих мимолетных прикосновений величайшее блаженство. Нам было наплевать, что за погода стоит и где мы будем через час или два или через сто лет. Мы летали над нашим городом, потихонечку огибая шпили домов, как на картинах Шагала. Я аккуратно придерживал ее за талию, а она… она, закрыв плотно глаза, просто верила мне.
Потом мы опустились ниже… к земле.
Она переехала ко мне, мы завели цветы на окне, кота и вечерами (только вечерами) говорили о прожитых часах друг без друга. Она все еще смотрела на меня нежно, я все еще ждал ее прикосновений.
Потом еще ниже…
Она стала мне настоящим другом. Во всем. До такой степени, что мне иногда не составляло труда просто оскорбить ее при своих друзьях и… даже забыть потом сказать «прости». Она молчала, потом задерживалась с учебы, и я никогда не спрашивал о том, где она была и с кем. А ведь она с кем-то была или сидела на нашем месте у реки и вспоминала наши полеты над городом.
Или не вспоминала?
Затем мы стали пересекаться раз в неделю в постели. Она, я, пустая квартирка, пустая жизнь. Я, мы, такие тяжелые, что легкий ветерок вряд ли поднимет нас двоих и понесет над крышами домов. Какие мы после всего этого летающие люди?
А теперь я вспоминаю это и не могу воспроизвести в своей голове то чувство. Мое чувство. Ее чувство. Если это и было с нами, то значит, мы были безумны, раз теперь я ничего не могу вспомнить. Или это был сон? Сон летающих людей о собственной разжиревшей жизни. А еще дочь, с которой она даже не позволяет познакомиться. Даже…
Чего я тогда так испугался? Почему не взял ее в свои сильные руки и не …»
Вольф грустно посмотрел в стакан на упорно не желающие завариваться чаинки и тяжело вздохнул, достав из-под стола вторую бутылку коньяка.
Боня
Ранним осенним утром следующего дня собаки питомника разразились неистовым лаем. Отворилась калитка, и на территорию служебного двора вошел худой невысокий мальчик лет четырнадцати. Он нерешительно встал, как будто ища кого-то взглядом. Но немного осмотревшись, смело направился в здание кухни. Любовь Алексеевна в это время снимала с плиты кашу для щенков. В углу на табурете сидел Воеводин, задумчиво курил, пуская кольца в потолок.
– Ты маму потерял? – попробовал пошутить старший кинолог, обратившись к вошедшему пареньку.
– Меня зовут Алексей, – представился непрошеный гость, – я хочу у вас работать.
Люба