вспомнил.
– Зачем вам это, Аркадий Максимович?
– Я с дочерью. Хочет эту песню послушать. В садике, они сегодня заучивали эту песню. Можете вы это спеть?
– Можно, Аркадий Максимович. Для вас все, что хочешь можно. Будет для твоей дочери песня о красной шапочке.
И выдали они тайну секретную Аркадию, что они иногда по праздникам по садикам ходят, зарабатывая (левые) деньги.
Дочь, после их песенки, просто расцеловала Аркадия, зависнув у него на шее.
– Спасибо, папа. Спасибо. Мне понравилось. Пойдем домой? Спать я хочу.
– Пойдем.
А домой Аркадию не хотелось, но дочери завтра в садик, а ему, ехать снова в областной город, в больницу, к жене. Дома он, усталую дочь, сразу уложил на кровать спать, а сам – в ресторане он прихватил собою бутылку водки – распахнул окно, по привычке оглядел внизу по кустам пустые бутылки Валины, вздохнул шумно, как обычно он это делал.
«Боже мой! – сказал он затем, прикурив от спички сигарету. – Что я наделал? Какой жизнью я живу? Кто бы знал. Надя, Надя, прости. Погнался я, точно, в этой жизни, за химерой».
За стенкой захныкала дочь, Аркадий прислушался, отставив на столе водку в стакане, которую собирался выпить. Подошел на цыпочках к двери со стороны кухни, заглянул, как там дочь спит. Поправил одеяльце на дочери, прикрыл дверь, снова вернулся на кухню. Взял стакан со стола, выпил, подавленно дергаясь. Крепка была водка. Не следовала ему пить, утром ему ехать. Еще неизвестно, что ожидал его в областном городе? Если уж и операцию сделали жене, то он завтра должен трезвым. Водка его сейчас подавлял, смывал границы понимания происходящего. А нужно это ему? Что скажут еще ему в больнице, если сделали операцию жене… Видимо, побегать по городу придется: добывать, покупать лекарства. Сегодня, только так лечится, российский народ. В провинциях, в деревнях, все амбулаторные поликлиники поза крыли, упростили, как за ненадобностью. Зачем? Никто толком не знал. Видимо, там посчитали, «народ» у нас железный. А деньги у него есть, а не хватит наличностей, снимет из банка деньги – трястись с ними он не будет – сколько надо – заплатит. Но, вот, эта неизвестность. Скоро, и его догонит. Это точно. Действовать надо, а он сидит тут. А если Валентине, что надо – а его нет. Да и врачи сегодняшние,– он понимал. Как те Казанские сироты. Государство, от всего самоустранился, видимо. Так это, или не так, Аркадию Максимовичу не надо сказку рассказывать – свеж еще был пример. За дочь, чтобы она родилась, да и у матери, чтобы все зубы во рту сохранились (врачи акушеры знают, почему у рожениц ломаются зубы), заплатил он, сумму несусветную, (а зарплаты – натуральные – у людей тогда, было две тысячи рублей по стране). А с Валей, если и расценки выросли, да и кто она в областной больнице? Просто серая личность, с отталкивающей внешностью. Тут бы она у себя лежала, ради любопытства, семейка ведь в городе известная, все, что надо, добыли, а там она – просто больная россиянка – электорат. Умрет на операции, никто не пошевелится. (Это, правда, да и народ это знает, без этой пропаганды).
Аркадий, до боли сжал зубы, заныл в бессилии, что изменить ничего он не может. Случись что,