мне в жизни отца Александра: я еще не знаю, как это случается, что человек выходит из мира обыденности и становится священником? Мне кажется, что переход этот чудесен и таинствен, как появление из кокона бабочки с яркими крыльями в бархатистой пыльце.
И однажды он начинает рассказывать о своем детстве.
Как сослали его отца, священника, и больше о нем уже никто не слышал. Мать выгнали из дома с семью детьми. И шли они зимой, в метели, по селам, просили милостыню. Двоих грудных детей мать несла на руках, за плечами на лямках тянула санки еще с двумя, постарше. Трое шли за санями пешком, он был из них самым старшим – одиннадцати лет. Далеко кругом по селам их знали и подавать боялись, тем более пустить в дом, и сами голодали люди, куда уж принять такую ораву. Грудные дети почти сразу умерли. Потом и мать умерла. Где-то потерялись братья и сестры, кого в детский приемник взяли, кого добрые люди…
В одиннадцать-двенадцать лет работать еще рано, а просить уже стыдно. Летом жил в лесу, подкапывал на полях картошку, пек на костре. К зиме в собачьем ящике под вагоном добирался в теплые края, воровал. В Сочи попросился в детский дом.
Трудно было батюшке произнести это слово «воровал», но превозмог себя.
До этой поры его биография почти совпадала с детством моего отца, сына диакона, только диакон умер от голода при закрытой церкви в Поволжье, а жену его с детьми так же выгнали из дома.
– Я был молод и состарился, и не видел праведника оставленным и потомков его просящими хлеба… – выговорила я слова псалма, давно стоявшие в памяти неразрешимым вопросом.
– Неисповедимы суды Господни… воистину это страшная тайна. Даже Антонию Великому был ответ, чтобы он не исследовал эти суды, а внимал себе… – вздохнул отец Александр. – Один старец сказал мне: это особая благодать, когда Господь призывает к мученичеству.
– А если с детства… за что?
– Не «за что», а как сказано в притче о слепорожденном, чтобы на нас явлены были дела Божии… то есть, чтобы исполнился замысел Божий о каждом из нас. Судьба и закладывается с детства… все из него произрастает, как злак из семени.
– Как хорошо: цветок прорастает из макового зернышка, бабочка – из кокона, душа – из замысла Божиего?
– Да… Так вот и я жил, и о Боге не помышлял… С пятнадцати лет был на заводе учеником, слесарем… А Бог обо мне помнил. И в двадцать восемь лет чудесно досталась мне одна книга… Несколько месяцев я ее читал, и она всю мою жизнь осветила и перевернула… Потом я уже и школу экстерном кончил, и семинарию, духовную академию, но главное было сказано сразу – как в откровении…
– Какая книга?
– А вот погодите… – поднялся батюшка. – Сейчас покажу, может, вы и не слышали…
Скоро он вернулся, прижимая рукой к груди книгу в твердом переплете, с золотым обрезом. Торжествующе раскрыл ее на титульном листе с церковнославянским шрифтом, длинным силуэтом горы Афон и годом издания – 1892-м.
Так в мою жизнь впервые вошел великий святой – Симеон Новый Богослов.
Три дня за дощатым столиком под сиренью в саду я читала его