комнату. Светильники еще горели, травы так и лежали на подушке. Мужчины особо старались освежать воздух во внутренних помещениях, куда не досягал солнечный свет.
Она зажгла огонек и отпустила его с ладони. Сию, кутаясь в шаль, смотрела, как он мерцает в воздухе над ними; ее темные продолговатые глаза отражали свет. Огонек слетел к печурке и поджег растопку. Пламя разгорелось ярко и не дымило.
Сию сбросила накидку и опустилась на коврик у огня, потирая плечи. Пока не отведает плода, она не узнает проникающего насквозь тепла. Тунува надеялась, что этот день скоро настанет. Сейчас казалось, ждать его долго, как никогда.
– Где Лалхар? – отрывисто спросила она.
– Я опасалась, что она залает, увидев меня на дереве. Елени разрешила ей поспать в своей комнате.
– За своего ихневмона отвечаешь ты. – Тунува сняла с постели покрывало. – Стало быть, Елени знала, что ты задумала.
Сию фыркнула:
– Нет! – Она расчесала пальцами кончики волос. – Я понимала, что она не позволит.
– Хоть у одной из вас есть голова на плечах.
– Ты очень сердишься, Тува?
Когда Тунува вместо ответа накинула на нее тяжелое покрывало, Сию вгляделась в ее лицо:
– Я тебя напугала. Ты думала, я упаду?
– А ты думала, нет? – Тунува выпрямилась. – Самодовольство не пристало будущей змееборице.
Сию смотрела на огонь в печи. К ее щеке пристала темная прядка.
– Ты бы поговорила с настоятельницей, – заговорила она. – Может, она не так на меня напустится, если ты…
– После того, что ты натворила, я заступаться не стану, Сию. Ты уже не ребенок. – Тунува подобрала ее влажную шаль. – Позволь дать тебе один совет – по праву той, чье имя ты носишь. Поразмысли над своим поступком и, когда тебя призовет настоятельница, прими наказание с достоинством.
Сию сжала зубы. Тунува повернулась к выходу.
– Тува, – позвала вдруг Сию, – прости, что я тебя напугала. Я и перед Имином извинюсь.
Тунува, смягчившись, оглянулась на нее.
– Я… попрошу его принести тебе пахты, – сказала она и тут же подосадовала на себя, вышла и зашагала по коридору.
Она полвека служила Матери. За это время могла бы стать как из булата, только крепчающего от времени, но, когда речь шла о Сию, она гнулась, словно мятлик на ветру. Лестница вывела ее к наружной стене обители, где ветерок трепал огни факелов.
Не замечая дороги, она прошла по верхним коридорам и постучала в верхнюю дверь. Хрипловатый голос разрешил ей войти, и вот она стоит перед женщиной, возглавлявшей обитель.
Сагул Йеданья была избрана настоятельницей, едва достигнув тридцати лет. С тех пор ее черные кудри давно побелели, и кресло стало слишком просторным для той, кто прежде была самой статной и крепкой среди сестер.
Но сидела она гордо, сомкнув ладони на животе. На темном от природы лице пестрели бледные пятна, такие же коснулись пальцев и сливались в неровный полумесяц на горле. Лоб изрезали глубокие морщины. Тунува позавидовала столь явному свидетельству мудрости,