Видно, дьявол тебя не изгнал. Когда Любовь, Психоз и Проклятье отличаются только названием… Нуареск. Книга первая
начала целенаправленно выделять девочку. Делала все, чтобы сойтись с ней поближе, дабы попасть в гости в зажиточный дом выдающегося физика.
Поглощенная собственными успехами юная Марфа слишком поздно раскусила коварный замысел Ангелины Александровны. Томная, манерная блондинка, вчерашняя выпускница института культуры, искусно вскружила голову уже стареющему ученому. А вскоре ухитрилась стать его супругой, разрушив многолетнюю идиллию папы и дочки.
После свадьбы Ангелина, как и полагается новой хозяйке, завела свои порядки в доме, обновила ремонт, заменила мебель и очень быстро забеременела. Марфа же – «аленький цветочек» и главная папочкина радость – очутилась на обочине его новой семьи. Примириться с такой несправедливостью девочка не смогла и с каждым днем только множила обиды и ревность. Эти переживания наложились на сумбур того возраста, когда созревающий ум, быть может, во сто крат острее и яснее уже созревшего, но психика хрупка и уязвима как никогда.
Поначалу девочка ни в чем не упрекала отца, не опускалась до препирательств с мачехой, просто тихо замкнулась в себе. Но когда на свет появился непрошеный братик Георгий, Марфа более не утруждала себя даже видимостью благовоспитанности. Бесконечные капризы, грубость, нежелание учиться, общаться, наряжаться и даже элементарно следить за собой беспокоили учителей, пугали одноклассников. Но влюбленный профессор, спустя долгие годы вновь ставший отцом, был слишком занят своим счастливым супружеством. А Марфа? Да что может статься с его старшенькой! Умная, сильная, целеустремленная – просто его маленькая копия!
Неприятные перемены в поведении дочери Матвей Илларионович приписывал трудному возрасту да, пожалуй, еще эгоизму ребенка, привыкшему, что весь мир крутится вокруг него. Но одной макабрической ночью ему пришлось горько раскаяться в своей беспечности. Картина, нечаянно застигнутая тогда, перевернула в нем душу, навеки врезавшись в память.
Дверь в детскую приоткрыта. Лунный свет серебрит колыбельку, в которой тихонько хнычет его маленький сын. Вдоль стены осторожно, но неумолимо крадется тень.
– Ревешь? – склонившись над беспомощным младенцем, зловеще вопрошает обладательница тени.
Затворкин отказывается верить глазам. Неужто эта лохматая фурия в старой, еще материной, ночной рубашке до пят – его любимица, надежда и отрада?!
Пока Затворкин цепенеет в тихом ужасе, малыш уже заходится рыданиями в неласковых объятиях сестры. Девицу это только распаляет. Она бормочет с лютой ненавистью:
– Какой же ты мерзкий! Гадкий-прегадкий выродок! Зачем только ты появился на свет? Зря ты это… ох, как зря! – Сильные пальцы сдавливают крошечную шею. Младенец отчаянно сучит ножками, судорожно всхлипывает, начинает задыхаться…
– Марфа! Совсем ты, девка, сдурела! – ошалевший профессор подлетел к дочери и вырвал из ее смертоносных объятий рыдающего сына. Едва малыш вернулся