по всему, он их хорошенько проучил, хотя мой деверь говаривал, будто слыхал их пение, но доносилось оно откуда-то из пучины, тоненькое-тоненькое, слабенькое-слабенькое, ни дать ни взять лягушки расквакались весной; впрочем, он все равно скорее проплыл стороной, от них подальше. Видишь ли, духи остались от прежних, языческих времен, когда – Господи упаси! – вся земля ими кишела, словно гнилая сырная голова – червями. Это теперь добрые христиане, если остерегаются, как положено, могут от них спастись, а если они являются в диких, пустынных местах, то довольно воздвигнуть там крест или алтарь, как они поймут, что нечего им смущать покой христиан.
– Вот я подумала, – промолвила Агнесса, – разве не богоугодным делом было бы поставить часовни в честь святой Агнессы и Господа нашего в ущелье, а я бы дала обет следить там за неугасимыми лампадами и свежими цветами.
– Благослови тебя Господь, дитя! – воскликнула Джокунда. – Вот поистине набожное, христианское намерение!
– У меня есть дядя во Флоренции, он монах в монастыре Сан-Марко, пишет картины и режет по камню, не ради денег, а ради вящей славы Господней, а когда он придет к нам, я поговорю с ним об этом, – сказала Агнесса. – Примерно об эту пору, весной, он всегда навещает нас.
– Как хорошо ты это придумала, – похвалила Джокунда. – А теперь скажи мне, овечка моя, не догадываешься ли ты, кто бы мог быть тот кавалер, что подарил тебе перстень?
– Нет, – отвечала Агнесса, отвлекаясь на минуту от плетения гирлянды, – вот только Джульетта сказала мне, что он брат короля. И прибавила, что все его знают.
– А вот в этом я не уверена, – возразила Джокунда. – Джульетта вечно думает, что ей известно все на свете.
– Кто бы он ни был, мне дела нет до его положения в обществе, – промолвила Агнесса. – Я лишь молюсь о его душе.
«Да-да, – пробормотала старуха себе под нос, искоса поглядывая на девицу, старательно перебиравшую цветы. – Может быть, он захочет познакомиться с тобой поближе».
– А ты с тех пор с ним не виделась? – спросила Джокунда.
– Милая Джокунда, я встретила его вот только прошлым вечером.
– И то правда. Ну, хорошо, дитя, думай о нем поменьше. Мужчины – сущие демоны, а уж в наши времена – и говорить нечего: похитят хорошенькую девицу, как лис – цыпленка, и глазом не моргнут.
– Мне кажется, он не похож на злодея, Джокунда, вот только вид он имел горделивый и печальный. Не знаю, что может опечалить богатого красивого молодого человека, но в душе я чувствую, что он несчастлив. Мать Тереза говорит, что те, у кого нет другого средства, кроме молитвы, могут обратить принцев в истинную веру, сами того не зная.
– Что ж, быть может, и так, – откликнулась Джокунда тем же тоном, каким преуспевающие профессора богословия часто подтверждают те же непреложные мнения в наши дни. – Видала я в свое время немало таких молодчиков, и, судя по тому, что они творили, у них на родине мало кто за них молился.
Агнесса наклонилась и принялась