судить о том, в чем не смыслите.
– Гильермо, распорядись, чтобы синьорам принесли умывание и полотенца, – тут же отреагировал Альберто Рамос, в зародыше гася возможные осложнения, возникающие, на его взгляд, в присутствии служителей инквизиции без всякого повода.
С того момента, что Кунц Гакке появился перед ним, благоверный католик из Галисии не расслабил внимания ни на миг, и считал, что поступает правильно.
– В трапезной нас поджидают фаршированные орехами и яблоками дикие утки, – светским тоном произнес комендант. – Надеюсь, повар сегодня нас порадует. Он родом из Кадиса, и умеет использовать в блюдах разные приправы, как никто. Полагаю, мы уже достаточно проветрились на свежем воздухе для восстановления аппетита?
– Вы правы, дон Альберто, – инквизитор стянул свои испачканные перчатки и бросил их в крепостной ров. В кармане его плаща, однако, обнаружилась новая пара. Ее Гакке надевать пока не стал, а посмотрел, как синьор де Кастроверде отреагирует на вид его изуродованных рук. Но старый служака видывал на своем веку и не такое – он равнодушно скользнул взглядом по кистям своего гостя, потом перевел взгляд на голубые глаза германца. Кунц Гакке кивнул. – Показывайте дорогу, почтенный синьор.
Утки оказались выше всяких похвал, а, чтобы их запить, комендант откупорил бочонок испанского красного вина. Отец Бертрам, родиной которого был Дижон, предпочел бы бургундское, но поставка провианта в гарнизоны габсбургской империи осуществлялась только по каналам, подконтрольным одной из придворных группировок. Лоза, выращиваемая за Пиренеями после изгнания мавров, была обычно молодой и богатством букета не отличалась. Впрочем, за столом это никого, кроме отца Бертрама, не интересовало.
– В подвале, рассказывая о человеческом облике нашего оборотня, вы упоминали меннонитов, – Кунц Гакке показал, что и в послеобеденном состоянии ничего важного не забывает. – Есть ли сведения о том, где собираются еретики?
– Порядок на улицах Гронингена поддерживается исправно, – сказал синьор де Кастроверде, – налоги собираются, торговые пути достаточно безопасны. Все остальное не является моей обязанностью.
– Граф Эгмонт был тоже добрый католик и вроде бы утверждал, что не переставал быть верным слугой государя, как и адмирал Горн, – сказал Кунц, внимательно глядя на коменданта. Видя, что выражение лица идальго не изменилось, он продолжил: – Более того, когда вспыхнули бесчинства иконоборцев, граф повесил не один десяток реформатов.
Инквизитор замолчал, отпивая вино из серебряного кубка.
– С какой целью вы рассказываете мне о печальной судьбе Эгмонта и Горна, двух благороднейших вельмож Фландрии? – холодно спросил сеньор де Кастроверде.
– Вы не согласны с тем, что ваш повелитель и маршал, герцог Альба, приказал казнить их как бунтовщиков?
– Не мне обсуждать приказы герцога и его католического величества Филиппа, нашего божьей милостью государя, – ответил комендант Гронингена. –