предлагает, а у самого руки дрожат, мысли путаются.
– Как поживаешь? – спрашивают гости.
– С того разу праведно, – отвечает хозяин искренне. – Уже десять лет без греха.
– Каких десять лет? – издевательски моряк спрашивает. – С тех пор как я тебя убил, вот-вот девять дней минует!
– Быть не может, – отвечает бедняга. – Всё при мне.
И бегом в детскую. Включил свет, а на одной кроватке скелетик полурассыпавшийся лежит, на другой из-под одеяльца черепок выглядывает. Он в спальню, а там вместо штор паутина, по углам существа мохнатые с писком бегают, и нет супружеского ложа – гроб стоит, широкий, сплющенный, оттого, что доски гнилые от тяжести земли разъехались.
Хотел он к гостям дьявольским вернуться, сделал шаг, другой, но тут всё человеческое поплыло с него, рухнул он, и землей его и придавило…
Был бы кто в ту ночь на кладбище, только и заметил бы, как холм на его могиле просел от дождя и надгробие покосилось.
Шорох, скрип и стук
Стали в подвале одного из пятиэтажных домов твориться непонятные вещи. Подвал большой, и многие жители там деревянные сарайчики себе построили – хлам ненужный хранить, соленья на зиму ставить. И вот начали бояться туда ходить. То дверь не могут в подвал открыть, тянут, тянут на себя – никак, едва подастся, снова захлопнется, будто её изнутри держат. Наконец, откроют, а никакого шутника там и в помине нет. То замки кто-то с дверей посрывает, но взять ничего не возьмет. Днем, когда из подвальных оконцев свет брызжет, шум уличный проникает, еще ничего, а к вечеру звуки непонятные бродить по подвалу начинают, не поймешь, то ли вода в трубах клокочет, то ли стонать кто начинает за спиной…
Приехали как-то в гости к одному мужику из этого дома, да под вечер. Выпили, закусили, и послали хозяина за банкой соленых огурчиков. В подвальный сарай. Побоялся он в страхах своих признаться, накинул курточку, ушел и – пропал. А гости так подпили, что только под утро о нём и вспомнили. Спустились, а он лежит там в разорванной рубахе, весь исцарапанный, с топором в руках и мертвый. И по щепьям от досок видно было, как отбивался он от кого-то, да не отбился.
Проверила подвал милиция, ничего не нашла и засаду на ночь оставила. Троих милиционеров.
Спрятались они за трубы, сидят, поглядывают, да без толку – тьма такая, что без разницы, открыты у тебя глаза или нет…
Двенадцать миновало, час, и слышат они шорох, будто вдоль стены кто-то пробирается, да так явственно, что они почти видят страшный длинный силуэт. Замерли милиционеры, пистолеты из кобуры тянут… Второй шорох, третий… Слева заходят, справа, все ближе к ним… Милиционеры защелкали предохранителями, шорохи смолкли… и тогда вдали скрип раздался. Словно некто огромный в железных сапогах по железному полу шел к ним.
Волосы дыбом у милиционеров, мороз по коже, целятся они в темноту перед собой, и только дверь к ним распахнулась, такой стук над их головами раздался, точно кто