таинств!
Сам ни кола, ни двора не имея,
Богам золотым изливает горечь.
А собою красив! – говорят, – и правда,
Хорош! – хоть кола и двора и нету:
Ныряя в бездны, взмывая в выси,
Век не увидишь двора и ко́ла.
448. XXV
Педрила Талл, пухлый как пух крольчачий,
Как сеть паучья провислый, висячий
Как старца елдак, как мозг гуся щуплый,
И ты же, Талл, алчней свирепого шквала,
Чуть зазевается кто по пьянке, —
Отдай халат мой, который спер ты,
Да шарф, да шлепанцы – расписное диво
Из дальних стран, где дед не бывал твой.
А не вернешь, так я разрисую
Бока твои дряблые – берегись и бойся —
Кнутом, и наглую харю расквашу,
И станешь сам ты, словно в шторм судно,
Что носит в волнах неистовый ветер.
449. XXVI
Не под зюйд-вестом и не под норд-остом,
Не под Фавонием, не под Бореем,
Нет, под-заложен мой сельский домишко,
Фурий, за тысяч за двести пятнадцать:
Просто страх, как пагубно дует.
450. XXVIII
Пизонова свита – двое несчастных,
Плотно набиты порожние сумки,
Вераний родной, Фабулл родовитый —
Что же ваш претор так плохо считает?
Может быть, принял он прибыль за убыль?
Может, расчеты подделал бездельник?
Что говорить тут… А мой-то меня-то
Меммий, ласкал уж он так-то премного:
Что ни день, утром устраивал взъебку,
А вечерами бывало и хуже.
Так ни хуя вот и не заработал.
У всех у нас – да, единая доля.
Бедные вы мои благородные,
Други мои! Так пусть будут навеки
И Ромул и Рем покрыты позором.
451. XXXII
Милая ты моя Ипситилла,
Моя нежнейшая, моя прелестная,
Хочешь, зайду к тебе пополудни?
Только смотри, чтоб дверь кто не запер,
Да и сама сиди себе дома,
Никуда не ходи, а смотри в окошко.
Мы с тобой трахнемся девятикратно,
Об этом тебя умоляю всем сердцем
Трепетным и прошу душою,
А не то – понаделаю дыр я
Как в плаще, так и в поддевке.
452. XXXIII
Есть у Вибенниев славная банька.
С папашей в деле сынок-педрила
(Справа зайдешь – трут седого паскуду,
А отпрыска рядом на пару парят).
Народу грязь, а им деньги в шайку,
Давно бы надо обоих в шею!
Нельзя терпеть такую парилку,
Плевать, что гладкая у сына жопа.
453. XXXV
Поэту нежному, верному другу
Моему Кекилию вели, папирус:
Скорее в Верону, Новой Комы
Покинув стены и Лария берег.
И ежели впрямь он хочет услышать
Высокую речь о моих мыслях,
И если он мудр, скорее в дорогу!
И пусть, сгорая тысячекратно, подруга
Говорит: вернись! – и шею руками
Сжимая, в объятьях молит: помедли!
Она