слезы. Выпив воды, поставила стакан на стол.
– Простите меня, пожалуйста, за истерику, – извинилась я, теребя платок, – эта брошь дорога мне, это семейная реликвия, ее мне подарила бабушка. – И это была правда, тут мне не пришлось ничего придумывать.
– Зачем же вы в путешествие надели такую драгоценность? – спросил Дмитрий.
«Ох, прокололась, вот черт внимательный, а я растяпа невнимательная», – обозлилась я на себя и на Дмитрия.
– Она была прикреплена с внутренней стороны кафтана, я не рискнула положить ее в сумку с вещами. Но и это ее не уберегло, – выдала я первую пришедшую в голову версию. – Я была слишком самоуверенна, отправившись в такое длительное путешествие без сопровождающих. Не думала, что столкнусь с такими трудностями.
– Митя, может, ты съездишь на то место, где нашел Марию, и посмотришь брошь там? – спросила Екатерина Андреевна.
– Хорошо, поищу, но завтра, – неохотно согласился Дмитрий.
– Дмитрий Михайлович, разрешите мне поехать с вами? – рискнула попросить я.
– Зачем? Не стоит, Мария, Дмитрий сам поищет, – попыталась отговорить меня Екатерина Андреевна.
– Вдруг мне что-то удастся вспомнить там, на месте, – привела я аргумент.
– А ведь на самом деле, вдруг получится вспомнить, – теперь поддержала меня Екатерина Андреевна.
– Уговорили, – улыбнувшись Екатерине Андреевне, сказал Дмитрий.
Напрашиваясь на поездку, я тешила себя надеждой, что на месте пойму, как мне попасть домой. У меня была уверенность, что, найдя брошь, я догадаюсь, как попасть домой.
7
Всю ночь я не могла заснуть, ворочаясь на мягкой кровати. И подушка была слишком мягкой, а я любила жесткую, перина была слишком пушистой, и мне не удавалось улечься спать на живот, как я любила, потому что сразу проваливалась лицом в перину, и мне нечем было дышать. Под теплым и большим одеялом мне было жарко, без него – холодно. Мне не хватало привычного шума за окном от проезжающих машин. Было непривычно тихо: не гудел холодильник, не хлопали двери соседей, под окнами не веселилась загулявшая молодежь, не было сирен скорой помощи, пожарных машин и полиции. Только дом жил своей жизнью: потрескивал паркет, шумел ветер в дымоходе.
Я решительно откинула одеяло, встала с кровати, босиком прошла по мягкому ворсу ковра, ступила на прохладный паркет и подошла к окну. За окном было темно, тучи скрыли звезды, и даже белая ночь была темной. Я прижалась лбом к стеклу и стала смотреть на улицу сквозь запотевшее от моего дыхания стекло. Я пыталась понять, как мне быть дальше, что мне делать, я переживала за родителей, за брата, да и за себя мне было страшно. Я так погрузилась в свои мысли, что очнулась только оттого, что у меня замерзли и онемели ноги, а от моего теплого дыхания на стекле остались потеки.
«Вот тебе и особняк, вот тебе и лето, а сквозняки гуляют, не хватало мне еще простыть», – шмыгнув холодным, покрасневшим носом, подумала я и бросилась