стать, только не успела выучиться. Началась война, пошла в госпиталь работать. Здесь, мол, она сейчас нужнее. А институт подождет маленько. Ласковая такая была, внимательная.
А я все смотрел на нее: как она проворно двигается, улыбается, и поправлялся быстрей. Мог уже пальцами ног шевелить, только не ходил еще.
Приходит она как-то раз ко мне и говорит:
– Ну что, Егорка, вставай давай! Хватит валяться, лежебока.
Другие раненые хохочут: «Ждет, мол, пока третья нога отрастет до нужного размера, чтобы опираться на нее». А она пшикнула на них, серьезно так посмотрела на меня, подошла и руку протянула.
– Вставай, – говорит, – я помогу.
Взял я ее за руку, вытащил свои исхудавшие ножки из под одеяла, поставил на пол. Постарался встать, а ноги не держат. Упал на койку обратно и ее за собой невольно повалил.
Соседи опять хохотать: «Зачем, мол, ему куда-то ходить, если ты сама к нему каждый день приходишь».
Вскочила она, глазками блеснула и говорит:
– А вот, мы посмотрим еще, кто к кому ходить будет!
Гордая была девушка.
На следующий день ждал ее, хотел прощения попросить за вчерашнее. Не знал, правда, за что и как просить-то. Только она не пришла. И через день не пришла. Так несколько дней ее не было. Я все ждал. Другие сестрички за нами ухаживали, а Наденьки все не было.
Вот я не выдержал и на четвертый день спросил у другой сестренки, почему Наденьки не видать давно. Сказали мне, что перевели ее в соседнюю палату. Там теперь за другими бойцами ухаживает.
Тут я ревновать ее стал: «Как же так, за другими ухаживает, а меня бросила. Так и не поставила на ноги, как обещала. Да и я тоже хорош! Она в меня верила, а я…»
Стал я сам потихоньку вставать, день за днем, как дитя малое. Потом ходить начал, сначала по стеночке, потом с костылями научился, потом сам потихонечку. Падал, вставал, снова падал. Соседи мои ходячие, кто поцелее, помогали по очереди. Один устанет, другой встает. Тренировался часами до изнеможения. Через месяц уже ходить мог вполне прилично, всем на удивление.
Хотел пойти к ней, да решиться никак не мог. Все думал, что сказать-то мне ей при встрече нечего. Да, вдруг она и думать про меня забыла. Неделю собирался. Представлял, как увижу ее, как она обрадуется. А может, не обрадуется? А потом решился. Будь что будет! И пошел.
Пришел в соседнюю палату. Вижу, стоит сестренка моя в том же белом халатике и косыночке. Спиной стоит. Не видит меня. Подошел я к ней тихонечко, окликнул по имени. А она оборачивается, смотрю – не моя это сестренка, не Наденька.
– Обознался ты, боец, – говорит сестренка. – Наденьку на фронт забрали. Она давно просилась, вот и дождалась, непоседа. Теперь она медсестрой в военно-санитарном поезде служит. Всего несколько дней назад уехала. Торопили ее, там людей не хватало. Может, я помочь чем могу?
Как я это услышал, словно бревном по голове ударили. Ноги мои подкосились, так и шлепнулся на пол. Глаза закрыл руками, чтобы слез не видно было. Сестренка испугалась, подбежала ко мне:
– Паренек,