этих мужей Священная история, за исключением некоторых важных моментов, уже давно закончилась и принадлежала к области исторической веры. Что же касается еще не свершившегося, то предстоящий ход истории, как им казалось, они спрогнозировали с научной точностью. И тут неизвестно откуда возникает этот человек, который просто смеется над всеми их расчетами, и на которого нет и намека в Библии, сколько они его там ни искали. В храме проводилось по всем канонам Священного Писания богато обставленное богослужение, отвечающее любым потребностям человеческой совести. К примеру, было заранее расписано, что надлежит делать в случае совершения тех или иных грехов. И тут за пределами храма, в какой-то глухомани, возникает еще одно священное место, где незатейливым образом, но довольно успешно оказывается духовное воздействие на человеческую совесть. И делается это не для того, чтобы привести кающегося в ужас и заставить окаменеть от сознания собственного падения, а чтобы очистить от греха и успокоить его душу. И достигалось это совершенно новым, символическим действием, нигде в Библии не предписанным и не предреченным.
По народу было заметно, насколько радикально менялась на берегах Иордана вся его духовная жизнь. Люди, пожалуй, стали теперь пунктуальнее и приходили в храм вовремя, но настрой у них был уже другой. Они добросовестно исполняли положенное, но явно не для облегчения совести, а лишь бы совершить культ, предписанный им Богом. Создавалось впечатление, будто Сион пророков, сердце Священной истории, переместился из Иерусалима на берега Иордана.
Все это грозило умалить значение храма и совершаемых в нем богослужений, что и заставило прийти к нему даже саддукеев и священников, прежде происходившим в самой стране, за пределами ее столицы, нисколько не интересовавшихся.
«Что же ты крестишь, если ты не Христос, не Илия, не пророк», – спросили они Иоанна. Вопрос примечательный, и смысл его таков: «Где о тебе упоминается в Библии?». Поначалу он, должно быть, озадачился. «Если Бог попускает твоим делам или даже возносит тебя, неужели о тебе должно быть написано в Библии, прежде предвещано? Было что-то в Библии об Илии или Моисее, прежде чем они появились?» – спрашивал, наверное, себя Иоанн. Но в душе он считал этот вопрос вполне правомерным, потому и не мог не задать его себе, ни разобраться до конца в своем предназначении. «И вправду, есть ли я в Библии?» «В том-то и дело, что есть», – вдруг открылось Иоанну, и священный трепет охватил его.
Примечательно и прекрасно то, что Иоанн не осмеливался толковать применительно к себе те слова в книге пророка Малахии, которые мы без малейшего сомнения соотносим с ним и которые, как мы увидели прежде, действительно теснейшим образом касались именно его. Они столь величественно говорят о нем, возносят его на такую высоту, что он лишь робко и как бы в сокровеннейшем святилище своей души, почти в этом самому себе не признаваясь, относил их к себе. Как взбудоражил бы их его ответ, каким бездуховным и дерзким предстал