не принесла пустоту в эти стены.
Распахнулась дверь, и в пороге застыла Ольга, держа два ведра, полных снега.
– Тут!
Две женщины, оторвавшись от своих дел, в ужасе открыли рты. Первой опомнилась Елена Филимоновна.
– Шо встала? В подпол!
Ольга бросила ведра возле порога и захлопнула дверь, задвинула засов. Варвара Васильевна, схватив икону, вскочила с колен. Елена Филимоновна уже отодвинула половик и открывала тяжелую деревянную дверцу.
– Живо! – прикрикнула она на баб.
Варвара Васильевна, прижимая икону к груди, тихо охнула и обернулась. За дверью слышалась немецкая речь, кто-то гоготал.
– Живо! – шепотом повторила старушка и стала толкать обеих к люку.
– Я останусь! – в отчаянии воскликнула Ольга.
– Тьфу ты! Не смей перечить старшим! – Елена Филимоновна с силой швырнула младшую внутрь, следом подтолкнула невестку и захлопнула люк. Две женщины, оставшись в полной темноте, услышали шорох надвигаемого на убежище половика за секунды до того, как в дверь грубо постучали.
– Хто там? – шаркая, старуха поплелась к двери.
Ольга и Варвара Васильевна, прижавшись друг к другу и затаив дыхание, прислушивались. Варвара Васильевна двигала губами, снова и снова беззвучно повторяя молитву. Незнакомая речь стала громче, и в избу вошли, судя по шагам, не меньше трех мужчин.
– Ц кем живешьт? – властно спросил один из них.
– Одна, хлопцы, одна. С кем жить-то? Двоих сыновей на фронт проводила, дед мой – тот помер давно.
– А это? – фашист пнул ведро, и оно брякнуло о второе.
– Так снега набрала, колодец далёко, а я уже старая.
– Босциком?
Какое-то время были слышны только шаги в тяжелых сапогах. Ольга вцепилась в руку Варвары Васильевны, поняв их оплошность. Валенки имелись одни на семью, и они сейчас были на ней. А лужи от растаявшего снега наверняка вели к подполу. Варвара Васильевна, сжав ее руку в ответ, продолжала беззвучно молиться.
– Босиком, – тихо подтвердила Елена Филимоновна. – Нет валенок…
Снова шаги, совсем близко.
– Жрать ессть? – другой голос.
– Чем богаты тому рады, садитесь, хлопцы, как раз к обеду.
Загрохотала лавка, кто-то сел. Елена Филимоновна зашаркала к печи, загремела ухватом, выуживая чугунок.
– Хороша похлебка, навариста.
Водрузила на стол. Раздалось презрительное хмыканье.
– Этьи помои сама жри, русиш швайне, – брезгливо фыркнул самый подозрительный, который до сих пор стоял совсем рядом с притаившимися внизу женщинами. – Несси йеду!
– Да где ж ее взять? Это все, что есть! – испуганно пролепетала старушка.
– А там щто?
– Ништо, ништо там нету, давно уже!
– Покажьи.
– Клянусь вам, хлопцы, мышей и тех нет!
Сестры в ужасе услышали звук отодвигаемого половика, секунду спустя люк открылся,