Увы, сегодня Ильину предстояло ограничиться только тем, что лежало сейчас под ногами в ворохах разорванной бумаги.
– Нет, конечно, – замотал головой Басилио, – это же крупногабаритный груз – там совсем другая доставка.
Кудрявцев ничем своего разочарования не показал; он кивнул Холодову:
– Давай-ка, сержант, за нашими. Пусть Анатолий прямо сюда заруливает; и всех остальных тоже, на «Эксплорере». С «Вранглером» пусть Бэйла с Ириной остаются, сам понимаешь зачем.
Холодов кивнул: «Есть!» и умчался выполнять приказ.
И опять профессор вспомнил про Викторию. Казалось бы, она должна была сейчас стоять рядом, вслушиваясь в каждое слово, произнесенное русскими. Командир с Гольдберг опять склонились над раной, а Романов вышел из ангара вслед за сержантом – может латышка прячется где-то там. Краем глаза он успел отметить, как здоровяк осторожно отстранил рукой израильтянку, и не сказав ни слова, скрылся в противоположном от профессора направлении.
Под солнцем чуть в стороне сверкал черной полировкой «Кадиллак» и Алексей Александрович, открыв поначалу зажмуренные от ярких лучей солнца глаза, вдруг заметил в этом черном лакированном «зеркале», как сзади и сбоку вырастает темная тень, обезображенная крутыми изгибами автомобильной обшивки.
Он еще успел вспомнить, во второй раз: «… почаще оглядывайся!», – и действительно успел повернуться к Виктории, с обезображенным от ненависти лицом опускавшей на его голову какой-то предмет (тупой и твердый!); и к кому-то еще, гораздо большему размерами латышки, выросшему внезапно за ней. Потом этот предмет обрушился на него, заполнив огнем правое ухо, а затем и всю голову, и профессор провалился во тьму, так и не успев понять, действительно ли до левого – целого – уха донесся звук далекого выстрела и злое рычание алабая.
Глава 2. Оксана Гольдберг. Главное – люди
Оксана действительно сильно пожалела, что напросилась в этот ранний поиск. Как и Бэйла, наверное. Солнце только позолотило вершинки секвой, а они вчетвером стояли над трупом Иванова (вот страшная ирония – двое Ивановых оказались в этом мире, и обоих уже нет).
Метрах в пяти от них лежало другое тело – с успевшим посинеть лицом; запашок, доносившийся до девушки даже в отсутствие самого слабого дуновения ветра, показывал – кардинал, а этот мужчина в длинной грязной хламиде пурпурного цвета не мог быть никем иным, лежит здесь уже не первый день.
– Уж своего-то могли похоронить, – рассердилась израильтянка, стараясь не глядеть на трупы. Впрочем, даже беглого взгляда ей хватило, с учетом приобретенного в последние дни горького опыта, что итальянец простился с жизнью достаточно быстро и легко – по сравнению с тем же Виктором Ивановым.
– Удар по темечку тупым твердым предметом, – вспомнила она, невольно взглянув опять на тело русского, и поспешно отворачиваясь.
Здесь одним