решил нести тело один. Она была уверена в силе и выносливости Кудрявцева, но… может он хочет таким образом загладить какую-то свою вину перед погибшим?
Нет! Ни сам командир, ни Оксана и никто другой не может винить его в гибели перебежчика! Виктор сам выбрал свою судьбу. Девушка даже решилась поправить ремешок на груди Кудрявцева, когда этот длинный полиэтиленовый «рюкзак» со страшным содержимым внутри занял место за его плечами. Александр улыбнулся ей, даже кивнул ободряюще – он словно прочел ее последние мысли – и шагнул вперед.
Девушка тоже улыбнулась, вспомнив вдруг любимый фильм из далекого детства: «Где должен быть командир? Впереди, на лихом коне…».
– Так у нас же нет лошадей, – подумала она отстраненно, оглядывая внимательно свой – левый сектор прикрытия, – только верблюды. Будут и лошади. Непременно будут!
Тагер держала правый фланг; Левин прикрывал тыл. Так без остановок, все пять километров по лесу, они и прошагали стремительно до дома. Для девушки такой кросс по пересеченной местности (не очень-то и пересеченной, на ее взгляд опытной биатлонистки); по такому лесу – чистому, без подлеска, со стволами-колоннами секвой и толстым мягким слоем упавшей хвои под ногами – пять километров это просто легкая прогулка. Правда сзади засопел и тяжело задышал Борька – Барух Левин, а ее Саша, несмотря на тяжелый… «груз» за плечами остановился только в березовом лесочке рядом с лагерем.
Это ужасное утро наверное стало причиной какого-то раздвоения сознания девушки. Она слушала и понимала всех, переводила при необходимости на английский и иврит, даже вслух восхитилась, когда профессор сообщил о невероятных бонусах, дарованным всем; ну не всем, но ей, Гольдберг, точно.
Потом была встреча с итальянцами – хитроглазым черноволосым Паоло Джентале, смешным, почему-то сразу вызвавшим симпатию здоровяком Марио (есть и поздоровее – улыбнулась она), и совсем не похожей на итальянку особой, назвавшейся Викторией – неприятной и невероятно злобной. Для последнего утверждения Оксане было достаточно заглянуть ей в глаза. Один раз – больше эта блондинка старалась не смотреть в сторону израильтянки.
Раздвоение кончилось одним мгновеньем – как только Гольдберг увидела залитое кровью лицо профессора Романова, лежащего у переднего колеса «Кадиллака».
– Задних-то у него нет, – успела подумать она, прежде чем броситься к товарищу. Но поздно – место над ним заняла никарагуанка, уже доставшая из медицинской сумки стерильный бинт. И когда только успела?!
А рядом монументальными фигурами застыли сразу два здоровяка и Малыш. Причем если на лице Марио застыло недоумение и чувство вины, то полковник Кудрявцев, к изумлению израильтянки, иронично улыбался:
– Ты туго так не бинтуй, – посоветовал он Тане-Тамаре, – куда новое ухо расти будет?
Гольдберг перевела взгляд – там, рядом с подошвами никарагуанки, в густеющей луже крови профессора действительно