мне. Если нет – здесь полный перечень рекомендаций перед операцией.
Она сделала всё, что от неё требовалось.
– Спасибо. Я… я не передумаю.
Несколько секунд врач смотрел на неё, нахмурившись, а затем спросил:
– Простите, я не хочу лезть не в своё дело, но всё же… Ваш молодой человек в курсе этого решения?
– Да, – отозвалась она безжизненно.
Голденблат, судя по виду, хотел узнать что-то ещё. Но врачебная этика взяла верх над человеческим любопытством, и он просто отпустил её, пожелав удачи.
Решение было принято окончательно. Не осталось места ни сомнениям, ни излишним волнениям. Но даже чувство полной определённости не принесло девушке никакой радости. Вчера она была полна решимости и уверенности – а сегодня, как ни странно, она не ощущала почти ничего, кроме промозглого холода и убийственной пустоты.
В дверях дома она столкнулась с Маркусом. Взъерошенный, словно воробей, в помятой после сна одежде он не имел ничего общего с обыкновенным собой – ухоженным, элегантным, порой даже щеголеватым.
– Где ты была? – воскликнул он.
Уж не решил ли он, что Алисса коварно улизнула, пока он спал, чтобы сделать всё за его спиной?
– В больнице. Я взяла направление на операцию.
На его лице отразилось облегчение – от того, что она не успела сделать ничего непоправимого. Но облегчение уступило место горечи: теперь было совершенно ясно, что она намерена стоять на своём и не передумает.
Они вернулись домой в молчании. Алисса искренне надеялась, что Маркус оставит её хотя бы на несколько часов. Но он не уходил. Она нуждалась в личном пространстве, нуждалась в одиночестве – оно было необходимо ей, чтобы осознать всё происходящее и смириться. Когда девушка уже готова была взорваться, нежеланная беременность напомнила о себе: после завтрака из яичницы и тостов с беконом она провела в уборной несколько часов к ряду. Так очередной грандиозной ссоры помог избежать приступ токсикоза. Маркус не остался безучастным: он носил ей воду и холодный чай, давал противорвотное и успокаивал, сидя за дверью, одним своим присутствием. Первый час ей было неловко и стыдно. Но, выбравшись из ванной комнаты бледной, потной и измождённой, она радовалась только одному: что не осталась в одиночестве.
Чувства сменяли одно другое так быстро, что она не успевала их отслеживать и осознавать. Слабое раздражение мгновенно перерастало во внезапный гнев, едкое равнодушие сменялось нежностью, а удовольствие, словно по волшебству, обращалось в обиду и возмущение. И в таком состоянии ей предстояло провести ещё две недели – не говоря уже о нестерпимых приступах тошноты, невозможности есть любимую пищу и общей слабости. Алисса не могла понять, как можно добровольно пойти на такое, пусть и ради рождения желанного ребёнка.
Остаток дня она провела в постели в положении полулёжа. Маркус, подобно верному стражу, наблюдал за ней исподволь. Алисса то и дело засыпала под бубнёж телевизора.
– Хочешь чего-нибудь? – поинтересовался он. – Я схожу в магазин.
– Не