иглу в руки врагам, а я совсем не жаждал сдохнуть, оказавшись подставлен – слишком хорошо помнил то ощущение липкого страха, что преследовал меня с детства:
– Выбирай, Костя, либо ты подпишешь документы, либо мальчишка умрёт. – Тонкая женская рука до хрипоты сдавила десятилетнему мне горло. Попробовал дёрнуться, извернуться, укусить, призвать магию, но не мог. Ничего не мог, потому что маленькая серебряная иголка поблёскивала в хрупких пальцах. Женщина игриво постукивала по ушку указательным пальцем. От каждого удара гулко ухало в голове, и тело сдавливало спазмом судороги. – Ну? Что же ты так долго, милый? Раздумываешь, насколько сын важнее бизнеса?
Я до сих пор помнил тот насмешливый голос. Как змеёй, он пробирался под кожу, рождая горькие сомнения где-то внутри. Мама говорила, что глубоко, внутри нас есть душа, но отец уверял, что её-то у нас в роду давно не водится. Тогда почему так душно от мыслей, что отец сделает другой, не тот выбор?
– У тебя ведь есть ещё один сын, Костя, да и в бессмертии так просто настругать новых, а?
Не просто, но тогда я об этом, конечно, не знал. Малец я тогда видел, что отец медлит, что не бросился моментально ставить росчерк на тех непонятных документах.
Почему не бросился?
Она, та женщина, смеялась глубоко, гортанно. Дышать становилось всё труднее, иголка согнулась под натиском пальцев. В груди кольнуло. Я захрипел и чуть не упал, но чужая рука крепко давила на шею, поддерживая. А потом – вспышка и чернота.
До сих пор так и не узнал, что случилось. Что выбрал отец? Раз секрет семьи и бизнес не пострадали, то, выходит, не сына? Тогда почему я всё ещё жив? И почему я так ни разу и не спросил отца, что тогда случилось? Почему, мать твою?!
Отперев тяжёлый кованый ларец, медленно вытащил чёрное яйцо. Крепкое, закалённое драконьим огнём – так просто не разбить и не раскрыть потайного замка. Игла внутри блеснула в черноте помещения, как насмешка.
Сев на пол, я привычно долго смотрел на хрупкий кусок серебра. Странное ощущение – держать в руках собственную смерть, вспоминая, как когда-то давно, вот так же, её держали другие, чужие руки.
Женские.
– Что ты забыла в наших краях, Ядвига? – задумчиво, коснувшись игольного ушка, спросил у стен, будто гулкое эхо знало ответы. – Зачем отец прислал тебя по наши души?
Эхо насмешливо разнесло последнее слово: «Души. Души. Души».
– Если за душами как раз, то обломишься. Нет их в нашем роду. Душ тех. – Если отец так легко мог продать своего сына, не раз предавал жену, мать своих детей, если иглу прадеда сломал родной его брат… Какие души?
Смешно.
– Нет их. – В подтверждение щёлкнул замок. Захлопнув футляр яйца, убрал обратно на чёрный бархат подложки, скрепив магией, надёжно запер. Тяжёлые цепи качнулись, позвякивая.
Обычно это место помогало собрать мысли в кучу.
Я приходил сюда за ответами, в попытках унять вспыхнувшую в груди злость, с которой не всегда удавалось бороться одной лишь волей, сдерживая черноту, доставшуюся как семейное наследие. Сегодня