на руках несут, а остальное все бросают, – пожилая женщина спускалась в погреб, одновременно описывая происходящее наверху. – Мужчину одного вели, так у него все лицо в крови… Ребенок у нее на руках орет. Сама бежит… Мужчину окровавленного за руку тащит, причитает. Я ей кричу: «Давай сюда, к нам!» А она не слышит, бежит.
Все присутствовавшие в погребе смотрели на старую хозяйку широко открытыми глазами, внимательно слушая каждое ее слово. Витя от удивления описанного вытянул шею и, открыв рот, наблюдал за своей бабушкой. Та, спустившись вниз, поставила на пол опустошенное и накрытое крышкой помойное ведро. Другой рукой она водрузила на деревянную полку бутыль с керосином.
– Илюша, сынок, ты бы притушил лампу-то. А то нам так света не хватит. И керосин взять сейчас негде, – сказала она сидевшему в углу сыну, который сразу же послушно протянул руки к лампе и немного убавил горевшее в ней пламя.
Он сидел в углу погреба на маленькой скамейке, служившей одновременно столом для имеющихся скудных продуктов, которые брали здесь же и ели сырыми из-за отсутствия возможности что-либо приготовить на огне. Позапрошлой ночью женщины, оставив спящих детей на попечении Ильи, пробрались в темноте в дом и, пользуясь затишьем, растопили печь и приготовили нехитрую еду. Они принесли горячий чугунок и чайник в погреб, прихватив с собой кое-что из теплых вещей, чтобы не замерзнуть в их холодном и сыром убежище и не простудиться, поскольку лечить в терзаемом боевыми действиями городе было некому – докторов не было, да и лекарств тоже.
Витя пристроился рядом с Ильей. Он то сидел, то полулежал на свернутом вдвое старом одеяле, постеленном на кучке уложенной на зимнее хранение моркови, покрытой сверху ветхим суконным пальто. С другой стороны от Ильи, почти возле самого входа, расположилась бабушка Вити. Пристанищем ей служил низкий потертый деревянный сундук и постеленный на него овчинный тулуп мужа, погибшего еще в Первую мировую войну.
Своего деда, в молодые годы простого крестьянина, пришедшего в голодный неурожайный год в город на заработки, Витя, конечно, никогда не видел. Рано оставшись без родителя, молодой человек был вынужден покинуть родную деревню и податься в поисках куска хлеба в ближайший уездный город, каким и был в то время Мценск. Перебиваясь некоторое время случайными заработками, в основном заключавшимися в помощи заезжим купцам в разгрузке товаров, ему наконец удалось устроиться истопником на кружевную мануфактуру, а потом перейти в ученики к ремесленнику. Впоследствии дедушка Вити женился, взяв в жены крестьянскую девушку, служившую прислугой в доме состоятельного лавочника-торговца. У жены оказался строгий нрав и непростой характер, и молодому человеку то и дело приходилось подыскивать своей супруге новое место работы, так как спустя некоторое время ее выставляли за ворота за чрезмерную упертость и излишнюю грубость. Постепенно он смирился с характером жены и даже высоко ценил ее за трудолюбие и хозяйственность. Дмитрий Максимович сумел выстроить для своей семьи небольшой бревенчатый дом, возле которого