на полках и столе предметы. Он подошел к печи и, откинув на пол заслонку, выдвинул свободной рукой чугунок с еще теплой, сваренной ночью картошкой. Издав на родном языке слова одобрения по поводу удачного обнаружения съестного, солдат переложил клубни в «сухарную» сумку [1], висевшую у него на ремне.
Витя стоял в углу комнаты и молча и не шевелясь наблюдал за уверенными движениями оккупанта, без какого-либо стеснения забиравшего продукты на глазах у ребенка. Закончив опустошение чугунка, гитлеровец, пошарив на полках, отправил в набитую вареным картофелем сумку глиняную плошку с крупными кусками сахара. Затем он взял полулитровую бутылку с маслом, откупорил ее зубами, понюхал и, одобрительно кивнув, заткнул пробку. Оценив добытое, солдат явно не оставался удовлетворенным и продолжал оглядывать комнату, надеясь отыскать для себя еще что-нибудь.
Из-за занавески выскочила на шум молодая хозяйка, на ходу поправлявшая верхнюю пуговицу на кофточке, застегиваясь после кормления дочери грудью. Она моментально оценила происходящее, увидев на полу пустой чугунок и бутылку масла в руке немецкого солдата. Подняв жалостливый взгляд на фашиста, женщина развела перед ним руками и произнесла голосом человека, просящего пощады:
– Мне детей кормить нечем будет! Не забирайте последнее! Детей кормить нечем будет!
Она сделала шаг навстречу солдату, протягивая к нему с мольбой руки. Немец недовольно поморщился и, что-то буркнув себе под нос по-немецки, обошел молодую женщину и двинулся в сторону двери.
– Что ж ты делаешь?! Отдай! – голос ее изменился.
Она кинулась на солдата, вцепившись руками в висевший за его спиной ранец.
– Отдай, гад! – взревела она уже не своим, а звериным голосом, голосом животного, ценой собственной жизни защищающего собственное потомство.
Молодая, стройная, красивая тридцатилетняя женщина моментально превратилась в бесстрашную защитницу собственного дома и детей. Свирепым взглядом и всей имеющейся в ее руках силой она вцепилась в уходящего из ее дома чужеземного грабителя.
Закаленный в боях немецкий солдат резким движением с разворота ударил ее локтем. Вскрикнув, молодая хозяйка упала на пол посередине комнаты. Фашист шагнул к ней и, сопровождая свои действия гортанной бранью, с размаху ударил ее ногою в живот. Она вскрикнула от боли и, съежившись на полу, закрыла руками тело. За занавеской одновременно заплакали обе девочки. Услышав их плач, глядя на лежащую на полу мать, разъяренный маленький Витя кинулся на немца. Солдат отреагировал мгновенно. Едва мальчик приблизился к нему, как он вскинул ему на встречу ногу в сапоге и оттолкнул от себя. Потеряв равновесие от полученного удара в грудь, Витя отлетел прямо под стол, едва не ударившись головой о его ножку. Гитлеровец снова выругался и быстрыми шагами вышел из комнаты. Вскочив, охваченный яростью ребенок, не чувствуя боли, но видя все еще лежащую на полу возле печи мать, побежал вслед за фашистом,