на помощь другим, и это – моя жертва, которая очищает мои вечера.
– Вы нездоровый альтруист. Мне нравится это, хотя я должна осуждать.
Лютер ощутил приятную и непривычную ему тревогу; в последнее время Мальвина была единственным человеком, с которым он контактировал, поэтому он боялся привязанности – он знал, что людей нельзя держать и всегда нужно отпускать их, а Ви – абсолютная ему противоположность, с которой они будут много противоречить друг другу, однако возможность перекинуться парой слов даже с ней заставляла Лютера проникаться к девочке уникальной и неповторимой симпатией.
Проследив за тем, чтобы Лютер ушел, Мальвина встала со скамьи и направилась к выходу из церкви, только чтобы обойти ее пару раз и подумать.
Ей тоже казалось, что священник имеет что-то особенно светлое, что привлекало ее, как непокорного мотылька привлекают едва белые блики, только вот Лютер имел постоянный внутренний пожар, но затухающий огонь сжигал его драгоценные крылья. Он становился помехой для желаний независимой Мальвины – у нее были планы, которые отвергали любые симпатии, и больше всего ей хотелось оставаться хладнокровным механизмом. Девушка остановилась около блюдца с водой и заглянула в него:
– Что же мне делать? – робко прошептала та. В ответ блюдце дрогнуло.
– Не позволяй чувствам и эмоциям одержать победу над хладнокровным разумом. Будь человеком, а не человекоподобным, но помни, что люди – место силы.
– Хорошо, – смутилась Мальвина, отводя взгляд в сторону. Даже вода понимала, что она теряет контроль над своими эмоциями. Стыдясь собственного лица, сиротка попыталась отвернуться, но не получилось – отражение приковало ее внимание, и, ведомая чем-то незнакомым, девочка наклонилась к воде – глубина ее души была соизмерима с глубиной этой чашечки, только Мальвине казалось, что она бездонна, отражает только ее саму и светится, зазывает.
«Я никогда не была одинока, – рассуждала она, – я всегда развлекала себя окружающей средой и людьми, и доверие к ним наверняка оказалось ошибкой. Вернуться в дом к маме… было бы благословением. Но она никогда не поверит мне, нет, другие дети, их родители – вот, что такое истина. Быть разочарованием для человека, давшего тебе жизнь, которой ты удручен, заставит раскаиваться в преступлениях, которые ты не совершал, и признать виновным тех, кого будет выгоднее».
Чьи-то теплые руки стали трясти плечи Мальвины, и та, судорожно попытавшись сделать вдох, ощутила горение в легких: неподдельная тревога в голосе закричавшего на нее Лютера выбила девчонку из пучины внутреннего хаоса и гармонии.
– Вот что сейчас ты пыталась сделать? – священник очень крепко держал ее плечи.
Мальвина то ли плакала, то ли смеялась, но по ее уставшему, испуганному лицу стекали крупные водяные капли. Лютер понимал, что за спиной сиротки теперь навис громоздкий камень.
– Я не знаю, – жалобно просипела она, – я просто… я понимаю, что я никогда