нежная Лили… твои губы говорят такие гадкие, паршивые вещи, обзывая меня нечистью, вырванной из адских лап… Я – плоть и кровь, зарытая и измельченная, и пусть мое тело сожрали черви, я готов буду отдать тебе свои последние кости, по которым ты ходишь… Я разрешу тебе собрать из них вешалки, сделать новый, стильный комод, погнаться за чувством моды и использовать меня в любых своих целях, только обрати на меня внимание и будь готова ответить на мои поцелуи».
II
Я мог бы рассказать вам немного о той женщине, что меня убила. Ее звали Камилъго Аглая, высокая и забавная, любящая громкий шум девушка, поразившая меня неискренностью своих намерений. Вам, наверное, трудно читать о двух историях сразу, но, поверьте, куда труднее было их прожить! Причина нашего раздора уморительнее некуда, но, простите, о ней вы узнаете, только когда я буду умирать уже как личность.
Так вот, когда-то Вернон прикрикнул имя моей убийцы: «Аглая!»
И она протянула тонкую ручку под губы, а он, скорее ведомый феромонами, одарил ее поцелуем черствых старых усиков. Девушка тут же покраснела, отвернула лицо к полу и улыбнулась, провоцируя в животе графа ураган из бабочек. Аглая заставила его верить, что он особенный, раз ему удалось выбить «современную принцессу» из колеи самоуверенности, но я, мертво глядевший на ее не дрогнувшие колени, на ее быстро успокоившуюся грудь, не испытывал ничего, кроме наслаждения: наблюдение за хитростями девчонки помогло мне составить более точный портрет о ней, и, тем не менее, ничего, кроме страсти к манипуляции и жажды выпить всего меня, в ее голове не было – кажется, она славилась тем, что целый год была личной зверушкой великого художника и позировала ему обнаженной в поле из одуванчиков; теперь она хочет денег графа Вернона, строя ему глазки и показывая собственную беззащитность перед мужским опытным телом; она будила в офицерах чувство главенства, была идеальной женой в патриархальной семейной модели, но мало кто из ее поклонников понимал, что она дьявольски хорошо управляет чувствами мужской ревности, самоудовлетворения, наслаждения и разочарования, а уж тем более никто не знал, что глаза Аглаи являются ее главным оружием. Я видел, как она показывает себя загадочной незнакомкой, чтобы при разговоре с ней всем сразу казалось, что они – принцы. Вернон, старый идиот, пал на колени перед женским очарованием, одержимый ощущением давно утекшей молодости.
И тут взгляд Аглаи коснулся меня; признаться, я и сам почувствовал что-то совсем не свое от хищности ее глаз; мне показалось, что ей удалось прочитать мои мысли, а потому я и ощутил ненависть, которую не ощущал раньше. Некоторые все-таки и правда ненавидят, когда их рассматривают – они таинственны, хотят играть, только заранее зная, что выиграют. И я совсем не имею в виду денежный приз. Меня всегда раздражали ее поступки, ее голос, ее нрав.
Через две секунды Аглая нахмурилась, яркие голубые глаза стали двумя кошачьими щелочками, а потом – круглыми совиными ореолами.
– Граф! – и тут же схватив