узоры подушечек пальцев. Стоило прикоснуться к надписям, как зеркальный двойник с обратной стороны знаков согревал их, и сердце пускалось в путь, вспоминая неведомые тропы.
Кожа была необыкновенно теплая, словно согрета руками, а знаки подробно, до малейшей черточки, повторяли узоры со стен разрушенного храма к западу от Солнечно долины.
К развалинам подходить запрещалось под страхом смерти. Но Жабий жрец без особого страха день и ночь скакал там, среди лягушек, моля о дожде. Поэтому развалин дети не боялись и часто собирали улиток под камнями.
Я выучила все знаки, выдолбленные на камнях. Но что они значили, никто не знал. Видимо, в них скрывалась какая-то великая тайна, если они хранились с приданным принцессы.
Однажды мать меня застала у раскрытого сундука. Ее сон прервался раньше времени, и меня оглушил разъяренный рык:
– Проклятая! Как ты посмела!
Она с размаха ударила по щеке. Нефритовое украшение слетело со лба и рассыпалось зелеными слезами на полу. Я бросилась собирать бусинки, нанизывая их на порванную паутинку. Мама так дико закричала, что я поняла: пришла моя смерть. Я шептала: «Прости-прости-прости», руки дрожали, на них капала кровь из разбитого носа.
Мать всплеснула руками: «Ты не правильно собираешь», и тоже упала на колени, выискивая недостающие бусинки.
В это время негодница Маленькая Лилия под шумок сперла из приоткрытого сундучка хрустальный череп и со смехом бросилась на улицу.
– О, дети, горе мое! – жалобно заскулила мать, хватаясь за скалку и пускаясь вдогонку за озорницей.
Я тем временем собрала последние бусины, ссыпала их в сундучок, но не погнушалась похитить и припрятать кожаные пластинки у себя за пояском.
Деревню огласили вопли сестры. Мать догнала ее, отобрала хрустальный череп и пыталась вправить мозги, нещадно лупя скалкой по мягкому месту. Время спасать крошку! Я хорошо помнила жесткость материнской руки, в парах дурмана не обремененную жалостью к ближним, и вовремя выхватила пичужку из лап разъяренного оцелота.
Мать здорово нам обоим тогда всыпала. И было за что, по правде говоря.
Но случилось непоправимое. Обитателям деревни раскрылась тайна приданого принцессы. Мать долго скрывала от соседей свое благородное происхождение. Хотя кое-кто сам догадался, потому что мужики болтливее баб. После пары чашек тыквенной браги язык Несокрушимого становился злейшим его врагом. Он начинал вещать: «Не нужны мне бабские побрякушки, с удовольствием выменяю на десяток смоляных стрел. Но разве моя ненаглядная принцесса расстанется с хризолитами в ушных катушках? Ни за что! Хотя никто в наших краях отродясь мочки под катушки не подрезал. Дикая глупая мода».
К счастью, верные товарищи вовремя успевали затолкать вождя в женины перины. С тех пор каждый попугай знал и трезвонил на все стороны света о несметных богатствах, спрятанных под циновками принцессы. А хозяйки