о Храбром Лисе. Мне кажется, что мы расстались навсегда. Я чувствую беду. Она смерть. Она пахнет кровью. Большой кровью. Слышишь? Там вдали… снова кричат женщины… Это смертницы?
– Нет. Смертницам сразу отрезают языки, чтоб мольбами не мешали обряду.
– Для чего нужны напрасные пытки? Чтобы вырвать сердце из груди, хватит нескольких мгновений. Почему нельзя человека убить быстро, как убивают шиншилл?
– Страдание мира одно на всех. Чем больше мук испытает враг, тем меньше их достанется друзьям.
– Ты рассуждаешь, как Жабий жрец, который сказал, чем больше боли ты испытаешь на земле, тем больше радости получишь наверху.
Мать рассмеялась:
– Чем я хуже Старшего жреца? С тех пор, как меня твой отец привез в Солнечную долину, Жабий жрец навсегда потерял власть.
Женщинам не спалось. Они подошли к нам, вздыхая. Хотелось поговорить.
– Со стороны Шоколадных Холмов доносятся жуткие женские крики. Волосы встают дыбом.
– Страшно в деревне без мужчин.
– Шоколадных Холмов давно нет. Омельгоны спалили их еще в прошлом году. С тех пор там никто не живет, – сказала мать.
– Говорят, ленивцы в брачную пору плачут, как женщины, – сказала Серая Сойка.
– Все равно страшно.
– Может, это не ленивцы? Они никогда раньше не плакали.
– Где застряли наши проклятые мужчины? Почему не возвращаются?
– Наверно им весело в городе Уснувшей Совести.
– А так ли уж они нужны? – сказала мать. – Дети сыты и спать уложены. Пойдемте, подруги, полакомимся настоящим шокко-колло!
Дивный запах шоколадных зерен закружил голову.
Мама с Серой Сойкой суетилась возле очага.
– Развлечемся, подруги! Несите припасы. И побольше шоколадных бобов. Гулять, так гулять! – в ее руках блеснула заветная чаша из горного хрусталя. – Мужчины сегодня дружат с мертвыми. А мы, живые, подумаем о живых. Воины тешат самолюбие на ринге. Повеселимся и мы у плиты!
Шокко-колло!
Мать умела готовить божественный напиток.
Это был не тот, что варили из какао-бобов над каждым деревенским очагом. Обычно в растертые ручным жерновом зерна добавляли сироп агавы или меда, смешивали с толчеными плодами хлебного дерева, – и получались сладкие шоколадные лепешки. Объеденье!
Но огонь очага убивал душу божественного дара.
Мать никогда не молола орехи, а долго растирала их пестиком, постепенно добавляя в кашицу подвяленные почки зибба-у-гаппи. И никогда никакого сиропа или молока пчел.
Шокко-колло без огня всегда казался горячим из-за приспущенного под танец пестика сока свежесобранного чили.
Постепенно горечь перца и аромат какао соединялись со щепоткой таинственных благовоний и превращали шоколад в напиток богов. Оставалось только процедить тягучие ниточки сквозь перепончатое крылышко летучей мыши.
Я любила наблюдать, как струйки спиралью укладывались в высушенные коробочки марринии,