больше тех, кто поддержит это предприятие, или доводы последних убедят колеблющихся, тогда противников похода никто и слушать не будет.
Человек незаметно покинул собрание, и прошел к площадке за крайними хатами. Достав из тайника кусок бересты, он начал наносить на них руны:
«Светозар, в Черном Луге творится что-то неладное, пришли двое путников. Начали уговаривать местных начать поход на Страж. Лица скрывают за глубокими капюшонами, речь отрывистая, словно кто-то нарубил фразы. На волхвов не похожи, но речи говорить умеют. Не знаю кто это, но добром это вряд ли кончится. Ярополк»
Свистнув так, чтобы услышал сидящий на ветвях ворон, но не услышали собравшиеся на главной площади люди, Ярополк дождался, пока птица спустится с ветки, затем привязал бересту к лапе ворона, и отпустил его. Ворон был обученным и знал, куда надо лететь. Птица полетела на север, в столицу пока еще единого княжества.
Пока почитатели богини смерти пытались склонить на свою сторону жителей Черного Луга, Мечислав устроил привал недалеко от пути, ведущего по южному отрезку большака на восток в сторону крепости Страж.
«Здесь все началось, – мрачно подумал юноша, – череда предательств, в результате которых я стал таким вот… не живым, поскольку уже заглянул в мир мертвых, но и не мертвым, так как сохранил разум и обрывки памяти. Кто-то должен ответить за это. В первую очередь тот, кто дал условия, чтобы я стал таким вот порождением тьмы. Застрял между миром мертвых и миром живых».
Мечислав грел свои руки у костра, который ему чудом удалось разжечь, выкопав, хотя скорее – выдолбив, в земле небольшую ямку, где горел с трудом собранный хворост и очищенный от снега валежник. Свет пламени играл бликами на стальной маске. Хмурые тучи остались позади, здесь, в Приграничье, небо было лишь частично закрыто пепельно-серой пеленой и в просветах виднелись звезды. Воин посмотрел на восток, куда ему предстоял путь. В разрыве между облачными клубами виднелись созвездия, обычные для этих мест.
«Черпак, Коромысло и Серп, – вспомнил Мечислав их названия, – Моя душа теперь похожа на это небо. Просветы памяти посреди сплошной пелены забвения. Только пелена эта намного темнее облаков, она черная, словно омут в глубокой реке, куда крупный сом утаскивает зазевавшихся или слишком самоуверенных рыбаков. Кто знает, какие тела выплывут, если хорошо взбултыхать эту пелену? Или какие чудовища выйдут на свет?»
Еще раз оглядевшись, юноша достал из походного мешка подстилку, положил ее на заранее расчищенную от снега землю, и лег спать рядом с горящим еще костром. Дорога была достаточно далеко, поэтому воин не боялся, что огонь кто-то заметит, к тому же, его стоянка была скрыта сугробами. Впереди был долгий путь. Он не чувствовал на себе незримого взгляда с той стороны Смородины, неосязаемых цепей, опутывающих его ноги, руки, туловище, каждую кость, сидящих в каждой жиле и текущих по ним вместе с тем, что по ним течет. Пока что его действия устраивали неведомого