листовки. Он выругался:
– Свиньи!
Миха вставил ключ в скважину, потянул; дерматин с чмоканьем отвалился от дверного проема. Еще не осознавая толком почему, Миха выронил сумку и поспешно зажал нос. Глаза слезились, вглядываясь во тьму прихожей, а квартира выдыхала в лицо тяжелую вонь пополам с мушиным жужжанием. Одна муха села Михе на палец, и тот махнул рукой, сгоняя насекомое. Тут же запах, подобно хищному зверю, набросился на ноздри пришедшего, принявшись терзать их изнутри – царапать гнилостными нотками слизистую, перекатываться соленой вонью застарелого пота и мочи, щекотать пылью и дразнить не пойми откуда взявшимся химозным клубничным ароматом. А еще в квартире явственно ощущалось чье-то враждебное присутствие. До того явственно, что рука сама принялась нащупывать в сумке что-нибудь, что сошло бы за оружие.
Паника накатила мощной волной. «Во что ж ты опять ввязался? Соли? Закладки? Детское порно?» Перед глазами плясали картины, одна страшнее другой: как Валерик вяло хнычет, пока ему в зад засовывают бутылку из-под шампанского; как эта же бутылка разбивается внутри него после очередного удара остроносым мокасином; как брат ползает по квартире, оставляя влажный след, точно гигантская улитка…
На полу действительно виднелись какие-то бурые потеки. Кровь? Дерьмо?
Он шагнул в квартиру, и мухи, встревоженные, поднялись в воздух, замельтешили перед глазами. Одна залетела прямо в ноздрю, и Миху едва не стошнило. Съеденный на станции беляш в сопровождении кофе и желудочного сока подкатил к горлу. Нога вляпалась во что-то склизкое, мягкое и поехала по коридору, так что Миха едва не сел на шпагат – прямо во влажные пятна, что так занимали мух.
Удержав равновесие, Миха бросил сумку на заваленное газетами трюмо. В квартире было темно, окно на кухне заклеено намертво обрезками обоев, и лишь тусклый свет подъездной лампы позволял прокладывать путь меж вздувшихся истекающих гноем мусорных пакетов. Подошвы липли к линолеуму, будто намазанные клеем. Наконец он добрался до Валеркиной комнаты, обнял пальцами дверную ручку – та была скользкой – и, задержав дыхание, рванул дверь на себя, ожидая чего угодно – кровавой бани или наркопритона. Но это…
Брат как ни в чем не бывало сидел перед монитором – спиной ко входу, абсолютно голый. С боков свешивались тяжелые складки, похожие на сдувшиеся спасательные круги. «Поднабрал», – машинально отметил Миха.
Вонь в Валеркиной комнате достигала оглушительного апогея. Казалось, вдохнув разок этот спертый застоявшийся воздух, сдобренный ароматами всех телесных жидкостей во всех возможных состояниях, он уже никогда не сможет почувствовать никакого иного запаха – обоняние просто отключится, как рвутся барабанные перепонки от громкого звука или выгорает сетчатка, если долго смотреть на солнце. Но даже вонь отошла на задний план, когда Миха разглядел творящееся на мониторе. Там, размазывая слезы по лицу, голый мужик натурально имел собаку. Облезлая дворняга огрызалась и пыталась укусить партнера, но тогда из-за кадра