носом. Вонь усилилась. К горлу опять подкатила бурда, никак не желающая перекочевать в кишечник, и Миха готов был задохнуться собственной блевотиной, лишь бы не вдыхать.
Валерины пальцы с грязными нестриженными ногтями уперлись в уголки рта, отороченного клочковатой щетиной; потянули в стороны, растягивая лицо в неестественной уродливой улыбке. Дохнуло давно не чищенными зубами. Лерик распахнул рот, насколько позволяла анатомия; достаточно, чтобы Миха разглядел и воспаленное горло, и кариозные моляры, и почерневшую от гнили кочерыжку на месте языка.
– Кто? Кто это сделал? Ты опять во что-то ввязался?
Валерка пожал плечами. Так, словно речь шла о сущей мелочи. Мол, не переживай, Миха, все путем.
– У-а-и!
– Чего, блядь?
– У-а-и!
Видя, что Миха его не понял, толстяк нагнулся, выудил в груде мусора коробку из-под пиццы, вытряхнул остатки, оторвал крышку. Каким-то непостижимым образом найдя в бардаке маркер, что-то размашисто начеркал на картоне, повернул к Михе. Примитивный рисунок изображал человечка, дверь и красноречиво направленную на нее стрелочку.
– Ты че, писать тоже разучился? Дверь… В смысле? Ты меня выгоняешь, что ли? Совсем охуел? – включил Миха «бычку», но тут же осекся. – Погоди. Тебя пасут?
«Все-таки наркотики. На что его подсадили?»
Поток мыслей прервало скрипение маркера о картон – Валера снова рисовал. Закончив, повернул картонку к брату. Человечек обзавелся многократно заштрихованной шеей, будто из той хлестала черная кровь, а рядом стояло нечто тощее, высокое с калякой-малякой вместо головы.
Миха еще раз оглядел брата – теперь по-новому. Отойдя от первоначального шока, он старался трезво оценить произошедшее: срач в квартире, стремная порнуха, откушенный – теперь Миха четко это понимал – язык. Видок у Валеры был такой, словно тот плескался в выгребной яме. Голый, покрытый пятнами, о происхождении которых думать не хотелось, в заляпанных очках, с картонкой в руке Валерик выглядел однозначно сумасшедшим. Местами на коже проглядывали глубокие следы от зубов.
«Свихнулся. Как мамка. Значит, наследственное», – с накатывающей тоской подумал Миха. М-да, сначала зона, теперь вот брат-инвалид на его, Михи, иждивении. Сейчас бы, конечно, вызвать санитаров, сунуть в зубы по тыщонке и главврачу коньяку хорошего, чтоб упекли Валерку далеко и надолго. А самому обосноваться в квартире, найти работу, познакомиться с девушкой, создать семью… Эта мысль оформилась так быстро, что Миха даже не успел ее как следует осознать. А когда осознал и оценил, его аж передернуло от омерзения – теперь по отношению к себе. Это была чужая мысль; мысль той, павшей, опустившейся матери, что не выкинула их на улицу лишь из-за пособия. «Ну уж нет, мама, мразью я не стану!»
– Ладно. Потом расскажешь. Пошли приведем тебя в порядок.
Миха кивнул в сторону ванной, но Валерик не тронулся с места. Наоборот, даже отступил на шаг, замотал головой в едва ли не суеверном ужасе.
– Не понял? Пошли, или