для нас все люди – братья.
Твой мир закрыт невидимой стеной,
хоть все прекрасно слышу я и вижу.
А время непослушною волной
течет, течет, не делая нас ближе.
Лишь иногда сквозь сотни слезных призм
надежды луч в мое сознанье брызнет.
Подумаешь, к чему такая жизнь,
когда всегда на волосок от жизни.
«Я пробудился водопадом струй…»
Я пробудился водопадом струй,
щетину срезал безопасной бритвой.
Готов принять твой нежный поцелуй
как добрый знак перед тяжелой битвой.
«Возможно, ты меня осудишь…»
Возможно, ты меня осудишь.
Но как бы в век ни шли года,
мои желанья не пробудишь…
Они не дремлют никогда.
«Я знал, что это безнадежно…»
Я знал, что это безнадежно,
и как предчувствовал беду.
Все думал, что к бесстрастным, прежним,
спокойным дням еще уйду.
И оторвусь от губ горячих,
от цвета льна твоих волос.
От красоты голубозрячих
очей твоих.
Шипами роз
не раз судьбою атакован.
И не единожды стерплю
желаний чувственных оковы.
Всё потому, что я ЛЮБЛЮ!
И мне теперь уж нет спасенья,
но не прошу пощады я.
Остановись, любви мгновенье,
в зените солнечного дня.
«Опустила ветви ива…»
Опустила ветви ива
у забора за калиткой.
Косолапо, некрасиво
заломив сучки-улитки.
То ли дело стан твой гибкий,
бедра, груди, шея, плечи.
Прелесть молодой улыбки,
взгляд, пронзающий мне печень.
«Сном заплаканных созвездий…»
Сном заплаканных созвездий
завершилась эта ночь.
От назойливых соседей
убегу из дома прочь.
Проложу следов тропинку
в снежно-дождевой пороше.
Промокну тоски слезинку
на щеке моей хорошей.
Начитавшись Высоцкого…
Во времена бездымных городов,
непуганой и разжиревшей дичи
я в свет вошел в древнейшем из родов.
Хоть благородным, но, по сути, нищим.
Не принцем постигал я этот мир,
и не в моем саду цвели левкои.
Но посетил я рыцарский турнир,
чтя, как отец, закон Средневековья.
К тому прошел я воду и огонь,
и медных труб я слышал отголоски.
Резвился подо мною верный конь,
на нем верхом я вышел на подмостки.
Сжимая древко крепкого копья
и опустив помятое забрало,
врывался в битву ураганом я
и бил врагов, которых здесь немало.
Под стягом родовым плаща,
что мой отец накинул мне на плечи,
мчусь