Михаил Гершензон

Избранное. Тройственный образ совершенства


Скачать книгу

в них иссякло, – тот живой поток воли, которым питал их образ совершенства, – а остался только самодовлеющий метод, отвлечение как цель в себе, то они отдались в подданство науке, поставляющей непогрешимые рецепты отвлечения для всех людских нужд. Они стали автономны, не служат больше целостному образу совершенства, и потому их махровый расцвет бесплоден. Но, напояясь научностью, они достигают все большего искусства в обезличении человека, в бессмысленном обезличении, которое никуда не ведет, но есть только отупляющая дрессировка его для внешней цели. Так вол, обученный покорности и хождению в ярме, не выше, не совершеннее быка; но он исполняет работу, на какую его дикий собрат неспособен.

      75. – В этой сложной воспитательной системе единая задача распределена между многими органами. Из них важнейшие два – власть и деньги. Власть есть начало, скрепляющее всю систему. Власть основана на отвлечении; подвластный рассматривается не как этот, особенный и впервые сущий, а как безразлично-единый в общем составе подвластных. Власть не знает лица: ее объект – родовое в личном. А так как отвлечение есть плод познания, то власть рождается в познании и им же питается. Только знание дает власть над познанным, другой власти нет. И потому, как бы ни были скрыты познавательные корни власти, они всегда существуют; даже Наполеон, попав на Марс, без знания марсиан не приобрел бы власти. То знание, из которого первоначально возникает власть, разумеется, в высшей степени грубо и неточно; оно совершенствуется со временем, и власть, если она правильно сознает свои интересы, естественно вступает в общение с зарождающейся наукой, и ласкает ее, и черпает в ней все более точные методы отвлечения, чем и крепнет.

      76. – Но знание, как сказано, двулезвийно; мы познаем родовое в единичном, поскольку в нас самих родовое начало превозмогает личность, и всякое отвлечение есть в сущности самоотвлечение. Поэтому и власть, как основанная на отвлечении, может излучаться только из самоотрешающейся воли, как свет из сгорающей свечи. Первым властителем был не сильнейший, а наиболее способный на самоотрешение и потому наиглубже постигший родовую тождественность многих. Этот закон власти был, разумеется, очень рано угадан людьми. Платон предлагал вручать власть философам, то есть тем, кто в опыте чистого познания более всех людей научился погашать свою личность{118}; но и задолго до Платона царство было у всех народов неотделимо от жречества, потому что непосредственное подчинение божеству обеспечивало в царе наибольшее самообуздание. В первобытном обществе, где личность еще сравнительно цельна, власть зарождается по мере того как знание, труд и вера обнажают в личности род; личное своеобразие выветривается, и из-под него проступает гранитная основа: обезличиваемые познают свою тождественность. Тогда возникает потребность создать планомерный образ совместного существования тождественных; первой формой его является вече. Оно несговорчиво и беспомощно,