принесите, – попросила Ольга, купив сигареты – и лимончика сделайте, пожевать.
– С работы вылетим, – предостерегла я, – против алкоголя особо не протестуя, но подруга, по обыкновению, отмахнулась и закурила.
Принесли коньяк. Ольга, не мешкая, разлила его по бокалам, один из которых протянула мне. Выпили молча, не чокаясь.
– Будто за упокой, – констатировала я мрачно, подруга, вздрогнула и подавилась дымом:
– Тьфу ты, дура, накаркаешь. Ты подумай, может это от кого другого письмо? Почему сразу… Кто еще мог его написать?
– Кто-кто, конь в пальто. Это он, Оль, я уверена. Он, когда меня в тот подвал тащил, так называл – «девочка, девочка», и там, ну…, когда все делал тоже, все время «девочка». Я слово это терпеть теперь не могу. Да и не общаюсь я ни с кем, ты же знаешь.
– Вдруг это не тебе письмо! – выдала она фантастическое предположение.
– Да уж, с моей-то фамилией.
– Ладно, о работе и речи быть не может, – деловито возразила подруга, доставая телефон, – сейчас я своему однокласснику позвоню, он в ментовке работает. Поедешь, напишешь заявление.
– Какое заявление? Ты в своем уме? О чем заявлять? – повысила я голос. Коньяк подействовал волшебным образом, паника куда-то прошла, сменившись странным спокойствием, даже безразличием, и оставив после себя легкую головную боль, на которую я тут же пожаловалась.
– Это недогон! – резюмировала Ольга, после чего мы дружно приналегли на коньяк.
К чести подруги, следует заметить, что, в отличие от меня, она не просто вульгарно наливалась алкоголем, а ещё и развила бурную деятельность – позвонила начальнику и рассказала ему увлекательную, и даже захватывающую историю о том, по какой причине мы не сможем сегодня больше прийти на работу. Правда, на Ольгу коньяк тоже действовал, хоть и в меньшей степени, оттого, причину я, как не старалась, уловить не смогла – история вышла несколько путанной. Затем она назначила встречу какому-то Серёже, вызвала такси и споро меня в него запихала, засунув обеим в рот по мятной жвачке и на ходу инструктируя:
– Никто не должен догадаться, что мы пили! Да чего там выпили – ерунда, по сто грамм, можно сказать, для храбрости.
По моим подсчетам, выпили мы никак не меньше, чем полторы бутылки, сто граммов в которых содержаться никак не могло, и я, сморщившись, достала телефон. В телефоне имелся калькулятор, без которого подсчитать сколько было выпито коньяка не представлялось возможным. В душу закралось страшное подозрение – кто-то из нас двоих уже пьяный, и чтобы отогнать его, я вяло проговорила:
– Какой же всё-таки божественный это напиток – коньяк, принял и – бац, уже и не страшно, и жизнь потихоньку налаживается. Пожалуй, что я запросто могла бы стать алкоголичкой. Только представь, Оль, какая жизнь у них… неспешная. Жаль, что я не люблю горькое.
– Ирка, ты несешь чушь.
– Я не Ирка, – обиделась я и тут же пожаловалась, – вата какая-то в голове.
– Соберись, тряпка! – развеселилась подруга, которой коньяк только добавил бодрости. – Ты не забыла,