смысле… – не на шутку теряюсь я. – Вы… носите кружевные трусики?
Он замирает на мгновенье и начинает хохотать:
– Молодец, урыла! – Снова смотрит на часы. – Так, ладно, тогда выберешь платье, а кружева я тебе сам куплю. На свой вкус.
– Зачем? – напрягаюсь я. – Мне не нужно кружевное бельё. Тем более от вас!
– Ну, во-первых, одевать тебя – моя святая опекунская обязанность. А во-вторых, кончай уже мне выкать. А то так и вижу эту картину: Глеб Борисович, дружочек, а не пройти ли нам с вами в опочивальню? Нет, душа моя, Ангелина Павловна, сегодня я буду трахать вас прямо у камина!
– Что… – задыхаюсь я, заливаясь краской до корней волос, – что значит… трахать?!
– Трахать? – Повторяет он, а на его лицо стремительно набегает вдруг тень, и вот я уже вижу не довольного жизнью балагура, а того самого непроницаемого незнакомца из папиного кабинета, от взгляда которого кровь стынет. – Так, я не понял. Мы же вчера всё обсудили, Лина? Да, сегодня я не могу, занят, поэтому начнём завтра. Сначала выход в свет, там нас сразу срисуют как пару, пойдут слухи что ты со мной. Для надёжности можно в ювелирку заехать, бриллиантик какой-нибудь тебе прикупить. Всё. Считай с этого момента официальный статус у тебя имеется. Ну а дальше, знаешь ли, – разводит руками, – твоя очередь отрабатывать договор.
– Что?! Я не обещала вам… Я… Я вам ничего такого не обещала! Я вас вообще к чёрту послала, если вы забыли!
Брови Глеба угрожающе сдвигаются.
– То есть, ты хочешь сказать, что выбрала второй вариант? И вместо светских тусовок, бриллиантов и качественного траха, мне просто подготовить для тебя документы о передаче папашиных активов в моё полное распоряжение. Так? А тебя саму добавить в базу шкур на продажу. Я правильно понимаю?
Он давит. Своим гневом, хозяйской аурой и требованием безоговорочного подчинения. И я не вижу альтернативы. Правда не вижу! Для меня что первое, что второе…
Нет, умом-то я всё понимаю. Но вот так запросто сказать – хорошо, я выбираю этот… как его… трах у камина… Ну не могу я, у меня ком в горле, я… я… Я боюсь!
– Ладно, – выдыхает Глеб, но губы всё ещё строго поджаты. – Я дам тебе ещё день. Один день, Лина. А вечером ты дашь мне понятный ответ, с которого уже не соскочишь. – Решительным шагом направляется к выходу, но на пороге оборачивается: – За отказ от еды теперь буду строго наказывать. И с сегодняшнего дня ты начинаешь занятия по профилю. Мне, знаешь ли, нужен нормальный, релевантный товар, на случай если ты всё-таки выберешь стать шкурой.
Он уходит, а я так и остаюсь в ступоре. Где-то внутри безнадёжно тает то самое, затаившееся после сна очарование этим… мерзавцем. И так обидно от этого, словно я не глупую фантазию теряю, а реальные чувства: боязливый интерес, робкое притяжение… Так глупо.
Так я и хожу в анабиозе. Не осмеливаюсь пропустить завтрак, на автомате знакомлюсь с кухаркой Галиной, очень милой, тёплой женщиной, которую я, однако, практически не вижу и не слышу. В голове белый шум.
Я понимаю, что выхода у