из столицы сестру дяди Альфреда. Та родила Нильса незадолго до окончания войны, а потом долго болела. Кёрстен смутно помнила невысокую полную женщину с ярко-рыжими волосами, вечно молчаливую и кашляющую в платок. После похорон тетя Мадлен убрала все вещи золовки на чердак и старалась не вспоминать о ней лишний раз. Улле, кажется, хранил медальон с портретами родителей, но его он никому и никогда не показывал, ни Кёрстен, ни даже брату.
Нильсу шел всего третий год, поэтому с ним Кёрстен никогда не дралась. А вот с Улле, который был на целых две головы ее выше, они то и дело устраивали потасовки. То он стащил ее любимую точилку – тяжелую, ярко-красную, и сделал из нее грузило для своей удочки. То выдумал, что бабушка Ноэль – самая настоящая фея, поэтому не стареет, и пирожки у нее получаются лучшие во всей округе. Кёрстен тогда знатно его поколотила, а потом долго плакала на чердаке. Потому что раньше феи жили в лесу недалеко от Роннебю – бабушка сама лично их видела, давным-давно, когда девчонкой ходила за хворостом. Но потом людей стало больше, неподалеку провели железную дорогу, и феи ушли. Превратились в деревья или просто рассыпались сухими листьями. Если бабушка фея, то и она когда-нибудь так уйдет. А этого Кёрстен очень не хочется.
И вообще бабушка на самом деле очень старая. Она почти ровесница фру Росен, ну или на пару лет младше. И тоже всегда ходит с палочкой – только она у нее легкая, невесомая, вырезанная из бузины и с гроздью деревянных ягод на рукоятке.
Точно, трость…
Вчера она обратила внимание, что у графини рядом с креслом стояла точно такая же трость с серебряным набалдашником, что и у Эйнара. Значит, их было две? Или же ее знакомый каким-то образом заставил одну и ту же вещь раздвоиться?
Сам призрак не показывался уже целых два дня. Возможно, он решил остаться в поместье. Раз так, следовало хорошенько расспросить Хельгу после воскресной службы: не заметила ли она в доме что-нибудь необычное, вроде чихающих от пыли прозрачных незнакомцев в повозке? В том, что они еще увидятся, Кёрстен даже не сомневалась, ведь какой бы нелюдимой и замкнутой ни была фру Росен, в церковь она ездила исправно каждую неделю.
В это воскресенье погода решила их порадовать солнышком. Распогодилось настолько, что снег, успевший накрыть все сплошным покрывалом, остался лишь кое-где на траве, а дорожки оказались совершенно чистыми. Вот и хорошо, иначе бы пришлось идти в церковь в старых резиновых сапогах, а их Кёрстен не очень любила. В них было хорошо мерить лужи и шлепать по раскисшей дороге в лес, а когда на тебе красивое платье, лучше к нему надеть новенькие начищенные ботиночки со шнуровкой!
Церковь была новой, и построили ее у самой бухты. Получилось красиво: ажурное белоснежное здание на фоне моря, ярко-синего летом и серого зимой. Кёрстен повезло, от ее дома до кирхи было всего полчаса пути. И почти каждое воскресенье за ними на повозке заезжал дядя Альфред с женой.
Вот и сегодня, не успели они выйти, как у калитки остановилась коляска с откидным верхом. Потряхивая длинной челкой, чубарая в яблоках Фригг